строительства открытого общества и сам не раз призывал в своих речах к свободе слова. Однако на деле был вынужден маневрировать, отступать, делать оговорки типа «не следует забегать вперед».

Е. К. Лигачев тоже публично выступал в поддержку гласности, но всегда при этом оговаривался: «Если такая гласность служит укреплению наших социалистических идеалов, если она не вредит партии и государству». Он порой негативно относился к тем публикациям прессы, которые вскрывали преступления сталинского режима, злоупотребления властью, рисовали недавнюю историю в «слишком мрачных красках».

Третий подход исповедовал сам Яковлев. Он сводился к тому, что гласность — это не дар власти, а необходимое условие подлинной демократии, ее стержень. Писать правду, но при этом не врать, не передергивать факты, не заниматься шельмованием, не быть конъюнктурщиками. Эти слова Яковлев повторял изо дня в день.

Анатолий Черняев еще в августе 1985-го запишет в своем дневнике:

Кстати, о Яковлеве. Он помаленьку приподнимается над другими. Брутенц присутствовал при его первом столкновении с Зимяниным. Тот стал ему говорить (видимо, в духе статьи некоего Любомудрова в «Нашем современнике»), что евреи (критики) нападают на русскую литературу и что надо бы «поправить». На что Сашка возразил: «Нападают не только евреи и не на русских писателей, а на почвенническую тенденцию, на современное реакционное славянофильство». Тем и кончился обмен мнениями. А потом Зимянин стал звонить Яковлеву по разным другим поводам, что Сашка оценил так: заискивает![163]

Карен Брутенц, как и Черняев, работал тогда заместителем заведующего Международным отделом ЦК, а Михаил Васильевич Зимянин оставался секретарем ЦК по идеологии, то есть непосредственным руководителем над Яковлевым. Но время уже работало против него.

Черняев пишет для себя, не для широкой публики, поэтому зав. Отделом пропаганды у него в дневнике — Сашка, академик Арбатов — Юрка и т. д. К тому же Черняев справедливо считает себя причастным к возвращению Яковлева из канадской ссылки, для него Александр Николаевич — друг, приятель, а вовсе никакой не начальник. Хотя двумя месяцами позже он с обидой сделает такую запись:

Общаюсь с Яковлевым по телефону. Он сдерживается, чтоб не показать передо мной, что он уже очень большое начальство, особо приближенный. Неловко ему передо мной — после всех ультрапрогрессивных и «душевных» разговоров на вечерних улицах Монреаля и после того, как я кое-что сделал, чтоб вызволить его из канадской ссылки. Тем не менее металл в голосе звучит.

Речь шла о том, чтобы дать ему двух консультантов для подготовки основы телеинтервью Горбачева по возвращении его из Женевы. Назвал Собакина и Ермонского. Меньшикова он отверг… как и Арбатова, очень он его не любит, впрочем, поделом.

Спустя несколько часов я вспомнил о Бовине — очень подходящем авторе для обращения к народу по такому случаю. Позвонил Яковлев. Я, говорит, тоже об этом подумал. Но, во-первых, его совсем не приемлет мой непосредственный шеф (Зимянин), фигура, конечно, маленькая, и можно бы и проигнорировать (!!), но не хочется и по этому поводу с ним скандалить!! А во-вторых, сам Сашка (Бовин): ведь только выйдет из ЦК, получив такое задание, — сразу вся Москва узнает, что именно ему вновь поручено писать интервью для Генерального.

Так или иначе, но совсем скоро, в январе 86-го, Александр Николаевич отплатит Черняеву той же монетой. Воспользовавшись тем, что Горбачев пригласил его в одну из южных резиденций для шлифовки съездовского доклада, Яковлев выбрал момент и рекомендовал Анатолия Сергеевича на должность помощника по международным делам — вместо уходившего на пенсию Александрова-Агентова. Генеральный согласится и, кажется, никогда об этом не пожалеет — А. С. Черняев на долгие годы станет его ближайшим соратником.

Главное дело, которым Александр Николаевич занимался с последних месяцев 1985-го и до весны следующего года, было связано с подготовкой к XXVII съезду КПСС — первому «перестроечному», первому «горбачевскому» форуму коммунистов СССР. Яковлев, вопреки сложившейся практике, хоть и был всего лишь заведующим отделом ЦК, возглавил рабочую группу по подготовке всех основных документов съезда, в том числе отчетного доклада генсека и новой редакции Программы КПСС. Прежде такое дело поручали человеку в ранге не ниже секретаря ЦК.

XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза 25 февраля 1986. [РИА Новости]

А. Н. Яковлев в Москве на XXVII съезде КПСС среди делегатов от Ярославской партийной организации. [Из архива С. Метелицы]

Собственно говоря, рабочих групп было несколько, мобилизовали самых креативных партчиновников из всех отделов ЦК, отправили их на дачи — в Горки-10, Волынское, Серебряный Бор, Завидово, дали возможность привлекать, если надо, руководителей и экспертов из Совмина, всех союзных ведомств. А координировал эту кипучую деятельность Яковлев. Вот когда всем стало окончательно ясно: далеко пойдет Александр Николаевич. К нему потянулись разные люди — из партийного аппарата, из министерств, все хотели засвидетельствовать свое почтение, заручиться поддержкой в будущем.

Наверное, в глубине души он воспринимал все это не без злорадства. Реванш, кажется, состоялся. Где все они были, когда в 73-м на карьере зам. зав. отделом был поставлен жирный крест? Но иногда жалел, что не обладает литературным даром: такие сюжеты, такие характеры — Гоголь отдыхает…

В январе звонок от Горбачева, который тогда отдыхал в Пицунде: «Саша, ты приезжай сюда с наработками по отчетному докладу. Посидим вместе, обменяемся мнениями». И сидели вместе — в дощатом павильоне на берегу холодного моря, укутавшись в пледы, — обсуждали каждое предложение, каждую запятую, спорили, причем иногда довольно жестко. Оба понимали: от того, что и как прозвучит со съездовской трибуны, зависит и будущее страны, и будущее каждого из них.

Виталий Воротников считает: именно эта работа над съездовскими материалами окончательно сблизила Горбачева и Яковлева: «Дело в том, что именно Яковлев, по сути, возглавил группу и сам весьма активно работал над текстом доклада. Он, безусловно, не только уловил и нестандартно изложил замыслы Генсека, но и внес в доклад свои идеи, пока в общем, завуалированном виде. Надо сказать, что доклад произвел впечатление на делегатов съезда. Этим Яковлев оказал немалую услугу Горбачеву»[164].

Съезд проходил в Кремле с 25 февраля по 6 марта 1986 года. В воспоминаниях самого Яковлева он остался как событие противоречивое. С одной стороны, люди уже ощутили ветер перемен, в них пробудились надежды на возврат к здравому смыслу, отказ от догм, заклинаний, двойных и тройных стандартов. С другой — еще была велика сила инерции, привычка свои мысли и планы укладывать в установленные