– Скажи мне правду, Лин, почему ты спас Карателя?

Арлинг застыл, ощущая себя каменным столбом, покрытым множеством трещин. Следующий порыв ветра мог стать для него последним. Зная это и чувствуя, как в нем нарастает что-то новое и незнакомое, Регарди сложил руки в вежливом жесте и медленно произнес:

– Зачем Белая Мельница убила две тысячи кучеяров, которых пленили люди Подобного? Ответив мне, учитель, вы узнаете ответ на ваш вопрос.

Это был прием, который в Школе Белого Петуха назывался: атакуйте одновременно с противником. Самый трудный и самый действенный. По всем правилам, иман должен был его ударить. По крайней мере, Арлингу показалось, что так произойдет, потому что учитель вздрогнул и наклонился к нему. Его рука поднялась, и Регарди сцепил пальцы за спиной, чтобы не случилось недопустимого.

Однако ладонь учителя не ударила Арлинга, а почти ласково коснулась его щеки.

– Лин, – прошептал он. – Я знаю, что произошло в Рамсдуте. Просто хотел понять, можем ли мы еще говорить друг другу правду.

Регарди снова проиграл. Учитель опережал его во всем. Стоило ли сомневаться, что иман, которому были известны все тайны мира, не знал о его старой дружбе с Дарреном Монтеро?

Он открыл рот, чтобы произнести бесполезные слова, но иман приложил пальцы к его губам.

– Это моя вина. Ты не был готов, когда началась война, и мне пришлось поторопиться с твоим обучением. Возможно, я допустил ошибку, платить за которую придется тебе. Как давно ты не можешь управлять солукраем?

Если бы Регарди не был слепым, наверное, он уставился бы на учителя, словно жертва, захваченная врасплох хищником. Но так как зрительный контакт был невозможен, Арлингу оставалось промычать что-то невразумительное. Впрочем, иман не ждал ответа и продолжил сам:

– Бои Салаграна стали дверью, через которую ты выпустил солукрай. Я думал, что путь халруджи поможет тебе закрыть ее, но случилась война. Я всегда следил за тобой, Лин, даже тогда, когда был прикован к Ложу Покоя в Пустоши Кербала. И каждый твой «подвиг» – будь то драка с керхами в Фардосе, когда ты убил четырнадцать человек и разжег Пятнадцатую Клятву керхов, или спасение Сейфуллаха в Иштувэга, когда солукрай завладел тобой полностью, был кинжалом, брошенным в мое сердце. Смерть подбирается к тебе все ближе. Что случилось в Рамсдуте на самом деле?

– Их было несправедливо много, и я… – попытался оправдаться Арлинг, но иман снова не дал ему сказать.

– Война не имеет отношения к добродетели, – перебил он его. – Я вижу то, что произошло в Рамсдуте, как если бы сам находился там. А случилось вот что. Ты возвращался с керхами из Восточного Такыра, собираясь искать меня и Сейфуллаха в Самрии. Внезапная засада на путников не оставила тебя равнодушным. А когда ты узнал Карателя и Ларана, то было уже поздно. Ты собирался убить их всех до одного, потому что остановиться было слишком трудно. Я знаю ту жажду, которую ты испытываешь каждый день, каждый час, каждую секунду. Жажда крови – страшный и коварный противник, потому что он носит маску твоего друга. Как давно тебе захотелось убивать ради крови?

Регарди непонимающе потряс головой. Впервые ему не хотелось слушать учителя.

– Ты не спасал Маргаджана, – безжалостно продолжил иман. – Ему удалось сбежать, пока ты разделывался с его телохранителями и наемниками Ларана. Карателю сопутствует удача на протяжении всей его военной кампании в Сикелии, и я не удивляюсь, что ему повезло и тогда. Он бежал, а ты наслаждался смертью. Мне рассказали, как умерли мои люди. Ты зарезал их, как свиней. Убивал снова и снова, резал трупы, отрубал головы мертвым, вспарывал животы, уродовал лица. У пятерых отсутствовали глаза. Их не просто выкололи, а вырвали пальцами из глазниц уже мертвых людей. В деревне при Фардосе, где ты убил керхов, было то же самое. Не просто жестоко убитые, но изуродованные тела, глумление над трупами, насмешка над смертью. И вырванные глаза. Вот почему Сахар был вынужден объявить о Пятнадцатой Клятве. Но все началось с Боев Салаграна. После окончания Лала, последнего круга боев, внезапно случилась давка, где погибло несколько десятков людей. Так утверждали слухи. Но эти слухи усиленно распускал я и мои люди из Белой Мельницы. Серкетам же пришлось молчать, потому что ты к этому времени уже стал халруджи, а значит, умер для мира. На Боях Салаграна ты убил не только воинов, выставленных против тебя серкетами, но и многих зрителей, виновных лишь в том, что они не смогли противостоять искушению поглазеть на знаменитый солукрай, обещанный Скользящими. Для этих простаков и любителей зрелищ встреча с солукраем стала роковой. Тогда я и понял, что солукрай может одолеть тебя, но надеялся, что обет халруджи помешает этому случиться.

Согнувшись, Арлинг схватился за живот, пораженный болью, которая внезапно пронзила его тело и не имела ничего общего с душевными муками. Ему не было себя жаль. Ему хотелось умереть.

– Тише, – прошептал иман, но его голос звучал сейчас далеко. Чья-то рука погладила Регарди по спине и помогла выпрямиться. Внезапный приступ прошел, но желание исчезнуть из мира только усилилось.

– Я знаю, что ты не помнишь ничего из того, что я сказал. Когда солукрай одерживает верх, никто не помнит. Все происходит, как в тумане. Сознание начинает скрывать от тебя часть твоей жизни, окружающие лгут, видя перед собой чудовище, а прошлое превращается в опасного противника.

Если все сказанные иманом слова были правдой – а они ей были, так как учитель никогда ему не лгал – то у Ларана было полное право требовать его смерти. Арлинг решил, что если он будет думать обо всем, что услышал от учителя, то его голова лопнет, взорвется, как спелый арбуз, упавший на камень, поэтому он сосредоточился только на своем последнем преступлении – на убитых в Рамсдуте. Он пытался вспомнить подробности схватки, но в сознании проплывали лишь нечеткие образы. Клинок проносится над его головой, отсекая прядь волос. Она взмывает высоко в воздух, но прежде чем волосы упадут на землю, сабля Арлинга успеет отсечь голову и несколько рук, а потом вонзится в мягкую плоть, выйдя с обратной стороны обреченного на смерть тела. Соленые брызги на лице. Он слизывает их, думая, что с его лба катится пот, но у влаги вкус крови. Такой ненавистный, такой манящий. Это он помнил. Но Арлинг не помнил, чтобы он вырывал у мертвецов глаза. От возникшего образа его затошнило, а к горлу подступил ком, который выдавил слезы на слепых глазах.

Уткнувшись лбом в пол, он представил, что из него вытекала жизнь. Но это была бы слишком легкая смерть.

– Убейте меня, – прошептал Арлинг, обнимая ноги учителя. – Пожалуйста.

– Нет, – голос имана был холоден, как лед, и безжалостен, как лезвие клинка. – Я никогда не смогу этого сделать. А другим не позволю.

Он поднял его обмякшее и безвольное тело на ноги, крепко обхватив за плечи. Регарди чувствовал себя так, словно у него перерезали сухожилия.

– Поэтому я отправляюсь раскапывать Балидет? – прошептал он, с трудом двигая пересохшим языком.

– Да, – кивнул учитель. – Впрочем, война скоро кончится. Канцлер стянул мощные силы на Севере, а власти Самрии сумели договориться с Шибаном, который уже выслал подкрепление. Через месяц или два Каратель будет разгромлен на пути к Иштувэга. А вот потом наступит наш черед. Войска Канцлера повернут на юг, чтобы разделаться с повстанцами в лице Белой Мельницы, но мы уже будем ждать их. Нам помогут не только островитяне, но также арваксы, керхи и шибанцы, которые еще сомневаются, но мои люди в Шибане должны с ними договориться. А когда война закончится, я освобожу тебя от солукрая.