и Чарли плюхнулась на сиденье, прежде чем он успел снова схватить ее.

Животный инстинкт взял верх над телом, которое, точно взбесившись, принялось брыкаться и кричать. Один удар пришелся Адаму по руке, другой – по костяшкам пальцев. Взвыв от боли, он отпустил ее, и Чарли резко захлопнула дверь и с оглушительным щелчком заблокировала замки.

Адам потянул за ручку, и на Чарли вдруг нахлынула ужасающая уверенность в том, что та поддастся. Этого не случилось, и он принялся молотить кулаками по стеклу окна.

Чарли просто сидела в салоне, заполошно перебирая пальцами по рулю. Адам кричал на нее, но ее оцепеневший от потрясения разум блуждал где-то далеко. Она отдавала себе отчет в том, что недооценила опасность: знала ведь, что Адам ужасен, и все же ограбила его – не больше и не меньше. Всего год вне игры – и уже лажает направо и налево.

Хоть Чарли и пребывала в полубессознательном состоянии, между ней и ее тенью возникла некая новая связь – почти как пуповина между матерью и плодом. Зудящее ощущение. Фантомная конечность. Гомункул.

Дрожащими руками Чарли достала из сумки ключ зажигания. К счастью, двигатель взревел и завелся. Адам колотил по капоту, и Чарли в качестве предупреждения вдавила в пол педаль газа, вызвав новую волну угрожающих звуков. Адам отскочил в сторону как раз вовремя, чтобы избежать удара. Слыша лишь бешеный стук сердца у себя в ушах, Чарли выехала со стоянки.

Остановившись на светофоре, она отметила, что все вокруг кажется немного размытым, как если смотреть через смазанную вазелином линзу. Потом она сообразила, что у нее распухает глаз.

И, кроме того, похоже, начинается паническая атака.

Проехав еще примерно милю, Чарли остановилась на заправке и посмотрела на свое лицо в зеркало. Левый глаз и правда заплыл и сделался фиолетовым, а верхняя губа распухла, как после укола косметолога.

Видок такой, что смотреть страшно. Желающих поколотить ее было столько, что им пришлось бы встать в очередь по номеркам, как на раздаче в кафетерии.

Ее тень пребывала не в лучшем состоянии. Чарли вспомнила слова Винса об отрезании тени. И о том, что у только что ожившей тени нет запасов энергии.

Значит, ее нужно напитать.

Чарли не могла сообразить, где впервые увидела изображение ведьмы, кормящей своего фамильяра из третьего соска. Вроде это была гравюра на дереве – или иллюстрация, которая должна была выглядеть как гравюра. Наверное, попалась ей среди прочих изысканий по инквизиции, когда она притворялась колдуном Алонсо.

В детстве Чарли не верила в существование третьего соска, пока не занялась изучением этого вопроса. Оказалось, что они могут появиться на любом участке тела, например, на задней стороне икры или на костяшке пальца.

Потом Чарли вспомнилось высказывание одного ученого-женоненавистника, который, сидя на табурете перед барной стойкой, на полном серьезе разглагольствовал: «Мартини подобны соскам: один – слишком мало, а три – слишком много».

Что было полной чушью. Спросите любого, кто прошел через операцию по удалению опухоли. Или поклонника научной фантастики. Или любителя мартини.

Спросите ее тень, которая обвилась вокруг нее, прижавшись к коже крепче любого фамильяра: черной кошки, жабы или ворона, этих традиционных посланцев дьявола, призванных сеять повсюду смуту. Одной ранки для тени вполне достаточно, но как же непросто выдавить хоть несколько капель крови, когда струпья уже почти зажили.

– Все будет хорошо, – успокаивающе ворковала она, как обычно уговаривают упавшего ребенка. – Все будет хорошо, правда ведь?

Трудно не думать о своей тени, как об отдельной сущности! И не обращаться с ней соответственно. Еще труднее ее не любить. Не чувствовать себя ответственной за нее.

А тень тем временем обняла Чарли, став плащом за плечами, ковром под ногами, вуалью. Настоящая магия. Ее магия.

Как бы ни было неприятно получить удар в лицо, Чарли вдруг улыбнулась разбитыми губами. Потом сообразила, что если Адам напал на нее у больницы, то должен был прежде проследить за ней. Значит, он знает, где она живет. И как бы ни был зол, вполне способен поехать прямо туда.

Чарли достала сотовый и, прижав его к мгновенно отозвавшейся болью щеке, набрала номер Поузи.

Гудок. Еще один. И еще.

– Я знаю, что ты не спишь, – пробормотала она.

Включилась голосовая почта. Должно быть, сестра работает с клиентом по «зуму». Чарли перезвонила и, послушав гудки, повесила трубку, но тут же предприняла еще одну попытку.

Наконец Поузи ответила:

– Чарли, я…

– Ты должна уйти из дома. Немедленно.

– Почему у тебя такой странный голос?

У Чарли не было времени объяснять про распухшую губу.

– Я серьезно. Сейчас же уходи. В кофейню или аптеку – неважно куда. Просто возьми свой ноутбук и кошелек, выйди через заднюю дверь и перепрыгни через низкий забор в соседский двор. Ну, который с батутом.

– Что…

– Я останусь на линии, пока ты это проделаешь.

– У меня же сейчас сеанс! Я карты читаю, – запротестовала Поузи.

– Я же сказала – немедленно! – рявкнула Чарли.

– Дай мне секунду.

Чарли услышала, как сестра с кем-то разговаривает примирительным голосом, но не разобрала ни слова. Оставалось только надеяться, что она объясняет клиенту о необходимости прерваться.

– Ты же знаешь, что водить я не умею, – захныкала Поузи.

– Я все время буду с тобой, – сказала Чарли, сохраняя спокойный размеренный тон, каким обычно вещают по радио. Или на переговорах с террористами, взявшими заложников. – Я сама приеду и заберу тебя, обещаю.

На другом конце телефона повисло долгое молчание.

– Пожалуйста, Поузи. – Хваленое спокойствие псу под хвост. – Поторопись.

– Ладно-ладно. Задний двор?

– Чтобы тебя не было видно с улицы.

Сначала Чарли хотела выехать на шоссе и на максимальной скорости мчать к дому в попытке обогнать Адама, но потом сочла за лучшее сосредоточиться на том, чтобы заставить сестру уйти из дома.

– Давай же, поспеши!

Пока Поузи металась из комнаты в комнату, хватая вещи, которые, по ее словам, ей обязательно нужны, и усаживала Люсимурр в кошачью переноску, Чарли впилась ногтями в подушечку большого пальца. Ей хотелось наорать на сестру, заставить ее шевелиться быстрее. Сделать хоть что-нибудь, а не просто сидеть на стоянке, остро ощущая собственное бессилие – вдобавок к боли.

Некоторое время (а также пыхтение и шуршание) спустя Поузи наконец объявила:

– Ну вот, мы с кошкой на улице. Иду к задней части двора.

– Перелезай через забор, – велела Чарли. – Ты почти достигла цели.

– Объясни ты мне наконец…

– Позже, даю слово! Еще я сожалею, правда.

– А если соседи…

– Просто продолжай идти. Не оглядывайся. Шагай, шагай, шагай.

– Ладно, – сказала Поузи, и