Когда генерал вернулся, он оказался не в состоянии прийти к какому-то решению, и дело было передано императору, который дал разрешение на дуэль. Место встречи было недалеко от Петергофа, где мы проживали в то время. Была проведена жеребьевка, и офицеру достался первый выстрел. Он целился в шрам на лице журналиста, но промахнулся на волосок. Журналист, желавший слегка ранить своего противника, держал пистолет низко, намереваясь нанести ранение в бедро; но пистолет подбросило отдачей, и пуля вошла в живот. Рана оказалась смертельной. Журналист, полный ужаса, бросил свой пистолет и, подойдя к своему недругу, просил у него прощения, говоря, что он не имел намерения столь сурово наказывать его. Умирающий отказывается пожать руку и проклял его. Вскоре после этого он скончался.

Его младший брат послал вызов журналисту, но не было абсолютно никаких оснований для второй дуэли, и в разрешении было отказано.

Зимой журналиста нашли на улице в бессознательном состоянии и доставили в больницу. Он был страшно изранен. Он собрал последние силы и сказал, что младший брат офицера, которого он застрелил, проник к нему в квартиру после полуночи в сопровождении трех друзей и выбросил его из окна. Он умер через пару дней. Брат офицера и его друзья клялись, что в этой истории нет ни капли правды, и заявили, что в доме журналиста играли в карты в тот вечер; возник спор, и он был выброшен из окна собственными друзьями. Но никаких доказательств этого не было, и слуга журналиста ничего не знал об игре в карты в тот вечер. В комнате несчастного журналиста были обнаружены следы страшной борьбы. Но власти не стали проводить следствие, поверив брату офицера на слово, и тем дело и кончилось.

Еще одно очень страшное происшествие случилось, пока я была в России. Немецкий окулист поселился в Санкт-Петербурге. Он был умным и умелым и быстро получил отличную практику. Он был холостяком, и его сестра вела хозяйство в его доме. Оба были среднего возраста, и все отзывались о них очень хорошо.

Вскоре окулист познакомился с офицером, у которого была красивая жена. Это знакомство скоро превратилось в близкую дружбу, и семьи стали часто навешать друг друга. Однажды утром во время врачебного приема офицер пришел к врачу домой и попросил о короткой встрече. Слуга, зная его как близкого друга своего господина, помог ему проскользнуть в кабинет, как только ушел очередной пациент. В приемной было полно пациентов, которые были поражены, услышав из кабинета выстрел, а затем еще один. Слуга ворвался в комнату и нашел своего хозяина лежащим на полу.

Офицер, спокойно сказав: «Я стрелял в твоего хозяина, найдете меня в моем собственном доме, если я буду нужен», ушел. Полиция вскоре приехала и арестовала офицера. Умирающий окулист был в полном сознании и рассказал следующую историю: когда офицер вошел в комнату, он сразу же обвинил своего друга в слишком близких отношениях с женой; однако он добавил, что если окулист обещает на ней жениться и даст потерпевшему мужу значительную сумму денег, он даст своей жене развод, чтобы не было никаких препятствий для того, чтобы она могла быть свободной и снова выйти замуж за человека, которого выбрала. Доброе имя жены и ее счастье были самым дорогим для этого человека. Окулист отказался принять эти условия. Тогда офицер предложил денег, если он оставит его жену, она ему так дорога, сказал он, что он простил бы ей все.

Окулист заявил, что у него не было никаких отношений с женой офицера, и предложил провести дознание.

Тогда офицер без предупреждения выхватил из кармана револьвер и выстрелил в друга через стол. Тот был ранен в бедро и упал на землю; офицер выстрелил во второй раз в распростертое тело, и тут слуга вошел в комнату.

Офицер рассказал, что он вызвал окулиста на поединок. Тот отказался, и тогда офицер выстрелил в него, что позволялось дуэльным этикетом в России. Окулист прожил еще два или три дня и до последнего часа утверждал, что был невиновен. Санкт-петербургские священники просили оправдать офицера, убившего человека, который осквернил его дом, так что не было никакого расследования, и офицер был отпущен на свободу.

Но, видно, воздух Санкт-Петербурга был нехорош для жены, и они с мужем уехали из столицы. На новом месте чета быстро завела знакомство с очень состоятельным молодым человеком, который скоро стал «l’ami de la maison»[267]. Доверчивый офицер, часто приглашал его в дом, чтобы развлечь жену, пока он находился на дежурстве или в своем клубе. Мадам была очень увлекающейся. Ей нравились многие вещи в местных магазинах. Их было так много; а их молодой друг так хорошо знал город, он не мог бы сопровождать ее и показать ей магазины? Конечно, он сделал это. Мадам никак не могла найти кошелек, и молодой человек, как правило, выписывал чек на свое имя.

Однажды вечером, когда офицер и его жена были дома, полиция нанесла им визит и просила их уехать. Они так и сделали, к великой радости всех нормальных жителей этого города. Они попробовали ту же игру в другом городе, но их снова навестила полиция.

Некоторые дома в Петербурге содержат сорок или пятьдесят квартир, и вы можете получить квартиру любого размера — от двух комнат до пятнадцати или шестнадцати. В каждом доме служит человек под названием «дворник»; он является своего рода местным полицейским. Он содержит в порядке дорогу перед домом, знает всех, кто выходит из дома и входит в него, сообщает полиции, если кто-то должен прийти в дом с визитом, и отвечает за безопасность всех в доме.

Если в доме случится грабеж или убийство, дворника выгоняют с должности. Я должна сказать, что они делают свою работу очень хорошо, и о краже или убийстве, совершенных в Санкт-Петербурге, можно услышать реже, чем в Лондоне. В течение шести лет, пока я жила в российской столице, было совершено одно двойное убийство. Средь бела дня, в одном из самых лучших районов города, совсем недалеко от Зимнего дворца, пожилая дама и ее слуга были убиты, а квартира была ограблена. Преступников так и не нашли.

Государственные службы в России, как мне кажется, остро нуждаются в реформе. В маленьких сельских почтовых отделениях всем заправляют почтмейстеры, которые являются здесь высшей властью. Конечно, у них много работы, но они также могут сами себе доставлять неприятности, читая письма, которые вручило их заботам правительство.

Я пишу очень неразборчивым почерком и всегда жалела их, когда они пытались расшифровать мою писанину, да еще и на иностранном языке. Прошлой осенью одна придворная дама написала письмо к императрице, когда она была в Польше. Она запечатала его и написала имя адресата на конверте, и это должно было обеспечить прохождение без проверки.

Через пару дней после этого письмо вернули из почтового отделения, написав, что оно открылось сама собой на почте. Печать была цела, но письмо вскрыто, вероятно, с помощью ножа. Конечно, причиной этого было самое вульгарное любопытство. Как правило, полиция открывает одно из каждых пятнадцати проходящих через почтовое отделение писем. Если они повреждают конверт, они сразу кидают письмо в огонь. Если в стране беспорядки, то гораздо больше писем открываются и прочитываются. Опять же, судя по историям, которые я слышала, их могут уничтожать и сами почтальоны. Одна моя знакомая рассказывала мне, что однажды она увидела почтальона, открывшего печку в прихожей и спокойно запихнувшего в нее стопку писем. Я спросила, почему она не сообщила об этом, а она ответила, что у нее не было доказательств. Она обладает обостренным чувством справедливости и полагала, что в доносе без доказательств не будет ничего хорошего, но я думаю, что я все равно бы обязательно это сделала.