– Э-э-э… нет, сэр. Не думаю, что какое-то из текущих дел требует вашего внимания.

– Передай всем. Если я кому-то понадоблюсь, пусть оставят памятку. Если это срочно, пусть звонят по телефону.

– Слушаюсь, сэр.

Ева осторожно опустилась на краешек стола. Она нарочно это сделала, чтобы снять формальный момент в разговоре.

– О чем там болтают, Трухарт?

Трухарт, выглядевший нарядно в чистенькой форме, глянул на нее растерянно.

– Лейтенант?

– О господи, Трухарт, я же знаю, что ты уже не тот зеленый салага, каким был. Бакстер хорошо над тобой поработал. И, как я уже сказала, ты все замечаешь. Ты прекрасно знаешь, что разговоры идут. Я тоже хочу послушать.

– Э-э-э… все знают, что что-то происходит, и дело не только в мертвом наркомане. Говорят, свалили одного из детективов лейтенанта Оберман, причем на том же месте.

– Они же копы! Значит, строят догадки, – добавила Ева. – Небось еще пари заключают на разные версии.

Трухарт покраснел.

– Это весьма вероятно, лейтенант.

– Пусти слух, что я считаю догадки делом естественным, но я была бы шокирована, офицер, я была бы просто в ужасе, доведись мне узнать, что в моем «загоне» составляются пари на деньги.

Трухарт кивнул, хотя серьезность его лица была немного подпорчена старанием сдержать ухмылку.

– Да, сэр. Слушаюсь, лейтенант.

– В течение двух ближайших часов со мной можно будет связаться только по телефону и только в экстренном случае. Это ясно?

– Так точно, лейтенант!

– Свободен.

Оставшись одна, Ева немного постояла, допивая кофе и изучая доску с фотографиями. Когда подал голос ее коммуникатор, она увидела на экране лицо Пибоди.

– Даллас.

– Кажется, у меня кое-что есть, – начала Пибоди. Ева переключилась в режим частного разговора и прослушала доклад Пибоди по дороге в кабинет Уитни.

Уитни лично открыл дверь. На его лице появились новые морщины, заметила Ева, казалось, даже седины в волосах прибавилось с тех пор, как она видела его в последний раз.

«Власть, – подумала Ева, – жестокая штука».

– Лейтенант.

– Сэр.

Он указал ей на стул в своем кабинете. Через широкие окна этого кабинета был виден город, который он поклялся защищать.

Майор Маркус Оберман стоял перед одним из этих окон – высокий, крепкий, в строгом сером костюме и галстуке цвета стали с синим отливом. Он не скрывал седину, его волосы были по-военному коротко острижены. Власть и на нем оставила следы, но он был по-прежнему красивым мужчиной, несмотря на свои восемьдесят шесть лет, – высоким, стройным, с военной выправкой.

– Майор Оберман, – представил их Уитни, – лейтенант Даллас.

– Лейтенант. – Оберман протянул руку. – Спасибо, что нашли время прийти сюда и встретиться со мной. Я понимаю, насколько ваше время дорого.

– Для меня это честь, майор.

– И для меня. У вас впечатляющая репутация. Ваш командир очень лестно отзывается о вас.

– Спасибо, сэр.

– Мы можем присесть? – обернулся Оберман к Уитни.

– Прошу вас. – Уитни показал на кресла.

Оберман сел.

– Вы только-только окончили Академию, когда я ушел в отставку из этого кабинета, – начал он, – но я следил за вашими расследованиями в прессе, ну и на водопое, где собираются старые боевые кони, тоже о вас говорят.

Он проговорил все это с дружелюбной улыбкой, глядя на нее ярко-голубыми глазами, унаследованными от него дочерью. И все же Ева почувствовала, что он ее оценивает.

Ее это не смутило: она тоже его оценивала.

– Теперь, когда книга Надин Ферст о деле Айкона пользуется таким успехом, ваша работа стала известна всем, причем в подробностях: книга хорошо документирована. Это было полезно для департамента, не правда ли, Джек, такой интерес к делу? Как оно расследовалось, как эффективно было закрыто.

– Совершенно согласен.

– Насколько я наслышан, лейтенант, вам приходилось время от времени сталкиваться лбами с другими офицерами в ходе расследований.

– Все верно, майор.

Его улыбка стала шире.

– Если время от времени не сталкиваешься лбами, значит, плохо делаешь свою работу… так я считаю.

Он откинулся на спинку кресла. «Снимает формальный момент в разговоре, – догадалась Ева. – В точности как я с Трухартом».

– Требуется уверенность в себе, даже упрямство, не говоря уж об опыте, навыках, таланте, преданности делу, чтобы удержаться на работе и получить высокое звание. Если я правильно понял, в данный конкретный момент вы столкнулись лбами с моей дочерью.

– Мне очень жаль, если лейтенант Оберман так это воспринимает.

Он кивнул, не сводя с нее глаз. «Все еще глаза копа, – заметила Ева. – Проницательные, пронзительные… Такие глаза проникают сквозь внешнее и обнажают то, что кроется в глубине».

– Ваш командир подтвердит, что у меня нет привычки вмешиваться в дела департамента. Я больше не занимаю это кресло и питаю глубочайшее уважение к человеку, который его занимает.

– Да, сэр, равно как и я.

– Но отец есть отец, лейтенант, с этой работы человек не может уйти на покой. Полагаю, у вас с лейтенантом Оберман возникли трения, потому что вы с ней очень разные, у вас разный подход к работе. И тем не менее обе вы – высшие офицеры Департамента полиции и безопасности Нью-Йорка.

– Это бесспорно, майор.

– Я не собирался никоим образом вмешиваться в ситуацию. – Для наглядности он развел руками. – Даже когда я занимал это кресло, я твердо верил, что мои офицеры должны сами улаживать свои разногласия.

«Папочка отказывается смазывать колесики? – подумала Ева. – Ой, как дочурке это не понравится!»

– Да, сэр, я с вами совершенно согласна.

– Я переменил свое мнение в данном конкретном случае, только когда узнал этим утром, что один из людей моей дочери был убит. Тот самый офицер, что стал причиной разногласия.

– Я глубоко сожалею, что детектив Гарнет был убит, сэр.

– Потеря каждого человека воздействует на всех нас, но больше всего на командующего офицера. Вам ведь тоже приходилось терять людей, лейтенант.

– Да, сэр.

Она могла бы перечислить всех поименно. Она помнила их лица.

– При сложившихся трагических обстоятельствах, лейтенант, надеюсь, вы согласитесь удалить взыскание из послужного списка павшего офицера? Взыскание было совершенно заслуженным, – добавил он торопливо. – Но я взываю к вам сейчас – ради лейтенанта Оберман и ее офицера.