— Я с ним вообще не говорил, — сообщил Малыш.

— Не я… — отозвался Оклаций.

Молчун лишь отрицательно мотнул головой.

Приск повернулся к Куке. Тот завертелся, будто на углях.

— А что мне было делать? Он так пристал… я и сам не понял, как у меня вырвалось…

— Надеюсь, ты не назвал место? — спросил Приск.

— Но мы же его не знаем… — осторожно напомнил Фламма.

— Ну, бывает… Со страху Кука мог выболтать то, чего и сам не ведал.

— Какой страх? Адриан разговаривал со мной так по-дружески… — Кука вздохнул. — Улетело слово — не поймаешь.

— И что мы будем теперь делать? — спросил центурион.

— Кашу есть, пока не остыла, — предложил Оклаций.

Весна 859 года от основания Рима

Долина реки Лункани

Траян решил штурмовать дакийские крепости практически одновременно — сил для этого у него было в достатке, в то время как у Децебала не хватало народу, чтобы разместить гарнизоны по крепостям, даже там, где успели восстановить стены.

Адриан торопился — у него было всего несколько дней, чтобы взять практически неприступную крепость на Красной скале, пока Траян идет маршем к Сармизегетузе вверх по долине Бистры — через перевал Тапае, идет медленно, ибо лагерь на Бистре разрушен и сожжен, а у реки римлян наверняка поджидает засада. Всего несколько дней, пока Траян будет восстанавливать лагерь, пока будет рыскать в верховьях Стрея разведка.

Адриан был уверен, что даки запрутся в крепости Пятре Рошие на макушке скалы и не решатся высунуть носа. Во всяком случае, на военном совете в палатке легата все только об этом и говорили. Однако Адриан сочетал личную смелость, граничащую порой с безумием, с практичной осторожностью командира, отвечающего за чужие жизни. По нескольку раз в день посылал он вперед отряды конных разведчиков и, хотя торопился, никогда не гнал людей вперед, если не был уверен, что путь свободен. Горные хребты спускались к берегам Лункани с двух сторон подобно гребенке. И в каждой низине этой гребенки могла таиться засада. Путь здесь был труден, лес подступал порой к берегу реки вплотную, так что соблазн устроить ловушку был велик, Адриан почти не удивился, узнав, что впереди замечены даки. Он тут же приказал строить легион для битвы. Противника не пришлось долго ждать: вскоре все пространство там, где долина немного расширялась, заполнили дакийские порядки: в центре — пехота, по бокам конница. Лошадки были так малы, что всадники едва не касались ногами земли. Видимо, их командир кое-что знал о тактике римлян и старался ей подражать. И неудивительно: пехота была экипирована по римскому образцу, и щиты их напоминали римские скутумы, и вдобавок к щитам пилумы и мечи, все как и у легионеров Адриана. У первой шеренги даже имелись доспехи.

Адриан, в отличие от командира-дака, не стал выставлять конницу вовсе. Да и зачем? Склоны гор закрывали фланги лучше всадников. Посему он попросту выстроил свою пехоту во всю ширину фронта — от скального обрыва до самого берега реки, а конницу послал под командованием префекта в обход. Еще накануне конная разведка, вернувшись, сообщила об узкой тропе вдоль ручья, по которой вполне можно было обойти ближайшую гору (пути мили три — не больше) и зайти дакам в тыл. В Первую войну римляне передвигались по этим тропам как слепые, а сейчас у Адриана имелся план здешних долин и рек: три года назад, стоя на вершине Красной скалы, он приказал зарисовать все хребты и долины вокруг Пятре Рошие. Знал Адриан, что придется вернуться. Не знал только, что возвращение будет таким скорым.

На счастье, никто из варваров не заметил, что конница противника ушла, решили, что она выстроилась позади пехоты. Адриан помог командиру варваров обмануться, поставив позади пехоты обозных. Посаженные на мулов и вьючных кляч с каким-то металлическим хламом на головах — кто в старом шлеме без нащечников, а кто и вовсе с медной миской на башке, вооруженные палками или запасными пилумами, чтоб металл кое-где поблескивал на солнце, они изображали кавалерию как могли. Туман, спустившийся в долину, помог римлянам: даже самый зоркий горец сейчас не смог бы отличить настоящих воинов-всадников от поддельных.

Когда римская пехота двинулась в атаку — всадники эти, само собой, остались на месте, но дакам в этот момент некогда было разбирать кто есть кто, — они рубились с легионерами. А когда им в спину ударила настоящая конница, напрасно дакийские всадники и пехота пытались перестроиться, дабы отразить атаку с тыла, — в узкой долине не до маневров.

Довольно быстро легионеры проломили дакийские шеренги и разрезали их на части, будто огромную рыбину для варки в котле. Пока передние шеренги сражались с даками и наступали, задние когорты шли в горы, будто штурмовали крепостные стены. А потом внезапно обрушивались сверху на сбившихся в кучу горе-кавалеристов. Если даки зачем-то попытались перенять тактику римлян, то Адриан с успехом перенял собственные хитрости даков. Вскоре варвары дрогнули и побежали. Они исчезали в покрывавших горы лесах, будто растворялись. Где-то в глубине их ждали сторожевые башни и крепость Пятре Рошие — беглецам было где укрыться.

Преследовать убегавших Адриан запретил, опасаясь угодить в засаду. Велел ставить лагерь и выслать разведчиков проверить, нет ли отрядов варваров впереди.

Адриан, обходя поле боя вместе с капсариями, заметил: убитые в большинстве своем мальчишки — лет по шестнадцать, а то и меньше; всех, кто подрос за три мирных года, Децебал без раздумий бросал в бой. Легат приказал тех из даков, чьи раны не смертельны, подобрать, перевязать и запереть по деревянным клеткам. Тяжелораненых добить.

* * *

Недаром эту дакийскую крепость называли Красной скалой, ибо камни ее красны как кровь.

Основания ее стен были сложены из больших прямоугольных камней. Крепость казалась еще более неприступной, чем Блидару и Костешти, которые римляне брали в прошлую кампанию. Внешняя часть ограждений по пологому, единственному доступному для штурма восточному склону представляла собой земляной вал, поверху которого шел частокол. По углам стояли караульные башни. Еще одна — наблюдательная, построенная из дерева, с каменным основанием, располагалась ниже по склону — чтобы невозможно было подобраться к крепости незаметно. Римляне только приблизились к основанию холма, а над одной из башен Пятре Рошие уже поднялся в небо черный дым — знак, что римляне напали на крепость. Адриан был уверен, что знак этот видят в Сармизегетузе.

Взять даже наружную часть крепости без длительной осады — дело нелегкое. Внутри же стояла крепость каменная. И частокол, и каменную кладку даки по договору должны были срыть сами. И вроде бы разрушили — как докладывал надзиравший за процессом центурион. Но, как разрушили, так и возвели заново. Сейчас Адриан видел крепость точь-в-точь такой же, как в тот день, когда подъехал вместе с Приском к ее воротам, а Торн, что командовал в крепости, послушно отворил ворота и склонился в низком поклоне перед римлянами. Интересно, кто возглавляет гарнизон, подумал легат, возможно, все тот же Торн, простой комат, возвышенный Децебалом за мужество и преданность.