Солнце стало уже припекать по-дневному, хотя время все еще было раннее. В такую погоду тяжелее дышится, металл раскаляется и обжигает тело. Поэтому хотелось, чтобы турнир скорее возобновился. Наконец, рыцарский конский турнирный доспех, а это достаточно сложное в сборке сооружение, включающее помимо седла еще и наглавник, тяжелый нательный и легкий сопутствующий доспехи, чего просто не бывает у обыкновенного воина-всадника, участника самого кровавого сражения, был приведен в порядок. И в дополнение, после слуг, самым тщательным образом проверен самим герцогом. Жофруа хотел за свою безопасность отвечать сам.

Герольд спросил рыцарей о готовности и дал сигнал. И снова две четверки устремились навстречу друг другу. Сигурд на схватку даже не смотрел. Он ждал нового соперника.

На сей раз в составе рыцарей со стороны выступали в самом деле сильные, почти равные Трафальбрассу бойцы. Из зачинщиков только Салах ад-Харум сумел выбить из седла противника так, что тот остался на земле без движений. Однако одновременно с этим еще один вагр, фигурой похожий на противника Жофруа, внешне очень легко сбил на землю эделинга Аббио. Однако Аббио, гибкий, как змея, перевернулся, прокатившись по земле, и умудрился вскочить на ноги и выхватить меч прежде, чем славянин успеет развернуть коня. Но длинный славянский меч, который обнажил вагр, отбросив в сторону копье, гораздо более приспособлен для одиночной схватки, нежели меч саксонский, хотя саксонским мечом можно наносить колющие удары, славянским же нет. И в несколько ударов вагр разбил щит эделинга, а потом и сломал сам его меч, так и не подпустив сакса на короткую дистанцию. Не дожидаясь завершающего удара, который вагр готов был нанести по безоружному, хотя и закрывающемуся остатками разбитого щита противнику, герольд выбросил между бойцами жезл.

– Не успеешь пожаловаться, что трудно будет выбрать победителя, как претенденты один за другим покидают ристалище… – посетовал король.

– То ли еще будет, ваше величество… – сказал Оливье.

– То ли еще будет, Карл, когда в ристалище выйдет князь Ратибор, – сказал Бернар. – В меле он мне понравился больше, чем Сигурд. Хотя Сигурд там совмещал обязанности командира с желанием рыцаря показать силу, а это не всегда совместимо.

В завершающей схватке герцог Анжуйский все же выбил вагра из седла и уже ударами меча сверху сумел быстро разбить щит и свалить противника наземь. Оставшаяся пара в джаусте не сумела выявить преимущества соперников, и князь Бравлин схватился в мечевой схватке с быстрым рыцарем-франком. Франк наносил по два-три удара тогда, когда князь вагров успевал ударить только раз. Щиты противников скоро превратились в щепы и были отброшены, и только искры, даже на дневном свету заметные, летели в разные стороны, когда со звоном сталкивались лезвия мечей. Франк был, очевидно, значительно моложе, и скоро стало заметно, что Бравлин устает.

– Кто мне рассказывал накануне про удивительную быстроту мечевой схватки у славянских князей? – спросил Карл. – Кажется, это называли «хрономагией»? В таком случае наш молодой рыцарь владеет ей в два раза лучше, чем Бравлин. По крайней мере, он постоянно опережает и в защите, и в нападении прославленного князя.

– Подождите, ваше величество, – возразил аббат Алкуин. – Бравлин начнет показывать себя тогда, когда поймет, что он на краю гибели. Я слышал, что для применения хрономагии требуется определенное состояние духа.

И в самом деле, только произнес граф эти слова, как князь ударил шпорами коня и в два скачка оказался в стороне. Такой неожиданный маневр дал ему возможность перевести дыхание и, должно быть, к чему-то приготовиться. Молодой же франк решил, что князь, в бороде которого было немало седины, совсем лишился сил и от бессилия отступает. И потому бросился вперед с необдуманным пылом. И тут король увидел вихрь из блестящей стали. За какое-то мгновение по бедному франкскому рыцарю было нанесено такое множество ударов с разных сторон, что не выдержал бы ни один человек в самых крепких доспехах. Рыцарь рухнул под ноги коня.

– Зачинщиков осталось только трое… – печально произнес Карл.

– А их противников, Карл, двое… – не терял оптимизма Бернар. – Мой прогноз: в конце концов, в последнем поединке сойдутся герцог Анжуйский и князь Ратибор.

– Но там еще пять рыцарей, – сказал король. – Они свежи и рвутся в бой. Двоих мы знаем, а из оставшихся трех один может оказаться тем самым рыцарем-бретером…

– Вовсе не обязательно, ваше величество, – не согласился граф Оливье. – Рыцарь-бретер вовсе не обязан выигрывать турнир. Ему не нужна слава. Более того, она вредна его ремеслу. И мы не знаем того, за кем он охотится. Потому я вполне допускаю, что предмет охоты может оказаться в числе пассивных рыцарей. В таком случае и бретер должен пожелать участвовать в утешительных поединках.

– Это возможно, граф, – согласился Карл. – Но тогда мы так и не сумеем его выявить.

– Мы не сумеем его выявить в любом случае, если он вообще существует, ваше величество.

На ристалище выехал еще один рыцарь, названный герольдом. Бойцы заняли позицию.

– Как вчера нам говорил герцог Анжуйский? Главное, не дать Сигурду победить в джаусте. В мечевом поединке, как показалось Жофруа, он выглядит слабее. Я не такой специалист, как наш славный герцог, но после вчерашнего меле мне кажется, что он был прав.

– Вот и задача перед моим другом Салахом… – печально сказал Оливье. – Признаться, я сильно волнуюсь за него. В копейном поединке он как раз, мне кажется, слабее, чем в мечевом. И, пусть он поклоняется Аллаху, я, честный христианин, все равно молю Бога о его победе!

– Пусть Бог будет судьей между магометанином и язычником, – сказал Карл, ничуть не смущаясь того, что слева от него сидит другой язычник – ярл Трюгвассен.

Теперь уже только три пары рыцарей заняли ристалище. Прозвучала команда, и они пустили коней. Граф Оливье даже приподнялся, чтобы всмотреться в упавшего с седла друга. Салах не шевелился, над ним склонился герольд. Но не дал знака, означающего смертельный исход. Точно так же не дал он знака и после осмотра двух других рыцарей. Герцог Анжуйский и князь Бравлин с первой же попытки вышли победителями.

– Двое против одного… – сказал Карл.

– Двое против пятерых, ваше величество, – поправил дю Ратье.

– Что там решает герольд?

– Он говорит о чем-то с Ратибором, – рассмотрел Оливье. – Кажется, Ратибор боится, что у него не останется достойных противников, и потому, по примеру Сигурда, рвется в бой… Да, герольд согласен, согласны и оставшиеся рыцари… Ни один из них не показывает откровенного желания попасть на копье Жофруа или Бравлина. Ах, вот даже как… Они уезжают к пассивным… Очевидно, утешительный поединок устраивает их больше. Это их воля… Итак, ваше величество, двое на двое! Двое на двое…

Рыцарь, которого назвали князем Ратибором, выехал в ристалище…

Въезжая в ристалище, Годослав переглянулся с Сигурдом. У Сигурда лицо оставалось открытым – рогатый шлем иногда имеет полумаску вместо забрала, но никогда не имеет бармицы, а герцог вообще предпочел шлем даже без полумаски. И потому его взгляд искать никому не приходилось. А выражение лица Годослава под защитой самому Сигурду разобрать даже вблизи было невозможно. Тем не менее рыцари встретились глазами. Взгляд герцога Трафальбрасса не обещал ничего хорошего как временному союзнику, так и противникам. Однако было в этом взгляде и непонятное Годославу торжество. Впрочем, знающие Сигурда люди всегда говорили об излишней самоуверенности любимчика короля Готфрида. Возможно, именно эта самоуверенность и читалась сейчас в его глазах.