— Он ведь не умеет говорить, — сказал муж.

— Что ж… это так. Но они все равно захотят с ним встретиться, чтобы просто посмотреть на него, потрогать и сыграть ему свои произведения, современную музыку, которую он никогда не слышал.

— Он не настолько велик. Будь он Бахом или Бетховеном…

— Не прерывай меня, Эдвард, прошу тебя. Вот что я собираюсь сделать. Извещу всех наиболее значительных из ныне живущих композиторов во всех странах. Это мой долг. Я им скажу, что у меня Лист, и приглашу их повидать его. И знаешь что? Они полетят сюда со всех уголков земли!

— Чтобы посмотреть на серого кота?

— Дорогой мой, какая разница? Это ведь он! Кому какое дело, как он выглядит. О Эдвард, это же феноменально!

— Тебя примут за сумасшедшую.

— Посмотрим.

Она держала кота на руках. Ласково поглаживая его, она посматривала на мужа, — он стоял у французского окна и смотрел в сад. Наступал вечер. Газон из зеленого медленно превращался в черный, а вдали был виден дым от костра, поднимающийся белой струйкой.

— Нет, — сказал он, оборачиваясь. — Я этого не потерплю. Только не в моем доме. Нас обоих примут за круглых дураков.

— Эдвард, что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что уже сказал. И слушать не хочу о том, чтобы ты привлекала внимание к такой глупости. Просто тебе попался дрессированный кот. Ну и хорошо. Оставь его у себя, если он тебе нравится. Я не возражаю. Но мне бы не хотелось, чтобы ты заходила дальше. Ты понимаешь меня, Луиза?

— Дальше чего?

— Я не хочу больше слушать твою глупую болтовню. Ты ведешь себя как сумасшедшая.

Луиза медленно положила кота на диван. Потом разогнулась и шагнула вперед.

— Черт тебя побери, Эдвард! — крикнула она, топнув ногой. — Впервые в нашей жизни случилось нечто необычное, и ты уходишь в сторону только потому, что кто-то может над тобой посмеяться! Так ведь? Ты ведь не станешь этого отрицать?

— Луиза, — сказал Эдвард. — Хватит. Возьми себя в руки и прекрати немедленно.

Он подошел к столику и вынул сигарету из пачки, потом прикурил ее от своей огромной зажигалки. Его жена смотрела на него, и тут слезы поползли у нее из глаз, и два блестящих ручейка побежали по напудренным щекам.

— В последнее время у нас было слишком много подобных сцен, Луиза, сказал он. — Нет-нет, не прерывай. Выслушай меня… Вполне допускаю, что у тебя, возможно, сейчас не самая лучшая пора в жизни и что…

— О господи! Да ты просто идиот! Самоуверенный идиот! Неужели ты не понимаешь, что это что-то другое, что это… что-то чудесное? Неужели ты этого не понимаешь?

Он подошел к ней и крепко взял ее за плечи. Во рту он держал только что закуренную сигарету. На его коже, там, где пот высох, она увидела пятна.

— Послушай, — сказал он. — Я голоден. Я отказался от гольфа и целый день работал в саду, я устал, голоден и хочу ужинать. Да и ты тоже. Иди же теперь на кухню и приготовь нам что-нибудь поесть.

Луиза отступила на шаг и закрыла рот обеими руками.

— Боже мой! — вскричала она. — Я совсем упустила из виду. Он же, должно быть, умирает с голоду. Кроме молока, я ему вообще ничего не давала с тех пор, как он появился.

— Кому?

— Ему, конечно. Сейчас же пойду и приготовлю что-нибудь особенное. Как бы я хотела знать, какие блюда были у него самые любимые. Что, ты думаешь, ему больше понравится, Эдвард?

— Черт тебя возьми, Луиза!

— Послушай-ка, Эдвард, прошу тебя. Я буду поступать так, как сама сочту нужным. Оставайся здесь, — сказала она коту и, наклонившись, легко коснулась его пальцами. — Я скоро вернусь.

Луиза вошла в кухню и остановилась на минуту, раздумывая, какое бы особое блюдо приготовить. Может, суфле? Вкусное суфле с сыром. Да, это будет нечто особое. Эдвард, правда, не очень-то любит суфле, но тут уж ничего не поделаешь.

Поварихой она была неважной и никогда не могла поручиться, что суфле у нее получится, однако на сей раз она постаралась и долго ждала, пока плита раскалится до нужной температуры. Пока суфле запекалось и Луиза рыскала повсюду, что бы такое подать к нему, ей пришло в голову, что Лист, наверное, никогда в жизни не пробовал ни авокадо, ни грейпфрут, и поэтому решила предложить ему и то, и другое сразу, приготовив фруктовый салат. Любопытно будет понаблюдать за его реакцией. Правда, любопытно.

Когда все было готово, она поставила еду на поднос и понесла в гостиную. В тот самый момент, когда она входила в комнату, муж как раз возвращался из сада через французское окно.

— Вот и его ужин, — сказала Луиза, ставя поднос на столик и оборачиваясь к дивану. — Но где же он?

Эдвард закрыл за собой дверь в сад и подошел к столику, чтобы закурить сигарету.

— Эдвард, где он?

— Кто?

— Ты знаешь кто.

— Ах да. Ну конечно же. Что ж, я скажу тебе.

Он нагнулся, чтобы прикурить сигарету, и обхватил ладонями свою огромную зажигалку. Подняв глаза, он увидел, что Луиза смотрит на него — на его башмаки и брюки, мокрые оттого, что он шел по мокрой траве.

— Я выходил посмотреть, как горит костер, — сказал Эдвард. И принялся рассматривать свои руки. — Прекрасно горит, — продолжал он. — Думаю, до утра не погаснет.

Однако под ее взглядом он чувствовал себя неловко.

— А в чем дело? — спросил он, опустив руку с зажигалкой.

И только теперь увидел длинную царапину, которая тянулась по диагонали по тыльной стороне руки, от костяшек к запястью.

— Эдвард!

— Да, — сказал он. — Я знаю. Эта все куманика. Весь исцарапался. Постой-ка, Луиза…

— Эдвард!

— Ради бога, сядь и успокойся. Не из-за чего так расстраиваться, Луиза! Сядь же, Луиза!