полиции по приказу начальника Третьего отделения (одна из нескольких ошибок в воспоминаниях княгини; за несколько лет до того вместо Третьего отделения был создан Департамент полиции) генерала Оржевского, который намеревался с помощью этой фальшивки убедить Александра III, что в 1881 г. его отца убили евреи, стремящиеся к мировому господству; что Оржевский не имел доступа к царю и испросил помощи начальника охраны генерала Черевина (генерал-адъютант П.А. Черевин), который отказался участвовать в «заговоре», но сохранил у себя черновую копию «Протоколов» (позже включив ее в свои неопубликованные мемуары), затем вручил оригинал рукописи царю, а еще экземпляр подарил княгине как одному из своих «милейших» друзей; и что «после японской войны и в начале первой русской революции (поражение на фронте и волнения в тылу стади очевидны уже к марту, а мирный договор Япония подписала только в августе)… русские секретные агенты и полицейские чиновники во главе с великим князем Сергеем» вновь извлекли на свет из архивной папки черновик «Протоколов», и подчиненным было приказано расширить и подновить их.

По утверждениям княгини, она сама «держала в руках» этот второй черновик «несколько раз», когда жила в Париже («я имею в виду — в 1904 и 1905 годах»). Приносил документ сын ее знакомого, некто Головинский (Матвей Головинский), который, заходя в гости, с гордостью показывал его всем — это, мол, сочинил он вместе с Манасевичем-Мануйловым и Рачковским в доказательство «еврейского заговора против мира на земле». Княгиня сказала, что черновик был «на французском языке, целиком переписан от руки, но тремя разными почерками… на желтоватой бумаге» и что она «ясно» помнит «большую синюю кляксу» на первой странице. Позднее она «слыхала, будто бы эту самую рукопись Сергей Нилус включил в свою знаменитую книгу», однако ни про Нилуса, ни про его книгу ничего не знала.

Неделю спустя «Америкэн хибру» подкрепила это свидетельство еще одной статьей со ссылкой на американку миссис Генриетту Хэрлбат, утверждавшую, что она была — у княгини, когда Головинский показывал свою рукопись. В статье рассказывалось о том, как миссис Хэрлбат почти слово в слово повторила описание рукописи, включая синюю кляксу, а также отмечалось, что она антисемитка и впоследствии читала книгу Нилуса независимо от обсуждаемых обстоятельств; каково же было ее удивление, когда она узнала в ней сочинение «своего старого друга Головинского».

Следующее свидетельство представляет собой неопубликованный машинописный текст, подписанный Ф.П. Степановым, с датой «апрель 1921 г.». В нем автор сообщает, что в 1895 г. получил от своего соседа А.Н. Сухотина рукописный список, который считал русским переводом французской копии подлинных «Протоколов». По словам Степанова, рукопись досталась Сухотину от женщины, имя которой неизвестно и которая тайно сняла копию с французского перевода, хранившегося у знакомых во Франции. Утверждая, будто подлинником для всех этих копий послужила достоверная запись действительно имевших место собраний «сионских мудрецов», он пишет, что сделал гектографические оттиски со своего экземпляра рукописи и что один из этих оттисков и попал к Нилусу в 1897 г.

В следующем месяце, 14 мая, издававшаяся в Париже газета «Еврейская трибуна» поместила статью, где в связи с «Протоколами» упоминалось имя Рачковского. Ее автор француз А. дю Шейл заявлял, что в 1909 г. гостил в доме Нилуса и читал там французскую рукопись «Протоколов», переписанную несколькими почерками, с бросающейся в глаза синей кляксой на первой странице. Нилус будто бы рассказал дю Шейлу, что получил рукопись от «мадам К», давно обосновавшейся в Париже, а та в свою очередь — от «русского генерала», фамилию которого он открыл после настойчивых просьб — Рачковский. В описании дю Шейла Нилус предстает неудавшимся мировым судьей и нерадивым помещиком, а также истовым ревнителем веры, который боялся, что «евреи» выкрадут рукопись, и всегда носил ее при себе.

III

«Еврейская трибуна» от 26 августа продолжила тему статьей за подписью Сергея Сватикова — меньшевика, направленного Временным правительством в 1917 г. для закрытия и расследования деятельности заграничной агентуры. В статье Сватиков раскрывает инкогнито «мадам К» — это, пишет он, знакомая Нилуса некто «мадам Комаровская», — и в подтверждение версии Радзивилл и Хэрлбат признает, что Рачковский приказал Матвею Головинскому переписать «Протоколы». Никаких доказательств в пользу своих выводов он не приводит, но называет годы, когда Головинский жил в Париже (1890–1900) и состоял на службе в охранке (1892).

Существует и неопубликованная рукопись того же года, где Сватиков более подробно рассказывает, как в 1917 и 1921 гг. он допрашивал сотрудника заграничной агентуры Анри Бинта и узнал от него не только о том, что в 1905 г. Рачковский задумал переработать «Протоколы» в более увлекательную и убедительную брошюру. Утверждения, приписываемые Бинту, полностью противоречат хронологии событий в изложении княгини Радзивилл; прежде всего, оказывается, впервые Рачковскому пришла мысль заняться этим подложным документом после того, как он прочитал текст «Протоколов», опубликованный Нилусом в 1905 г. (цензор Соколов в сентябре, как мы помним, рекомендовал властям изучить его); во-вторых, Рачковский взялся за «углубление» «Протоколов» без ведома вышестоящего начальства в Департаменте полиции (Рачковского не было в Департаменте вплоть до июля 1905 г.).

В доказательство того, что Рачковский предпринял эту «литературную» операцию в 1905 г., пишет Сватиков, Бинт сообщил, что он сам в ней участвовал — а именно по заданию, полученному в указанном году от Рачковского в Департаменте полиции (стало быть, в июле или позднее), ездил к книготорговцу во Франкфурт, заказывал по списку книги антисемитского содержания, затем перевез их в Париж и оттуда отправил почтой в Петербург, в Департамент полиции на имя Рачковского. Рачковский, полагал Бинт, намеревался опубликовать переработанные «Протоколы», чтобы восстановить русских против революционеров, а не против евреев; и в подтверждение своей правоты Бинт в 1921 г. показывал Сватикову несколько брошюр, которые Рачковский с той же целью опубликовал в Париже по собственной инициативе до 1902 г.

В августе 1921 г. лондонская «Таймс» поместила серию статей, где приводились доводы совершенно иного характера в пользу того, что «Протоколы» — подлог. Ссылаясь на многочисленные, а потому вряд ли случайные совпадения, константинопольский корреспондент газеты по фамилии Грейвз утверждал, что в основу «Протоколов» положен политический памфлет, написанный в 1864 г. французским адвокатом Морисом Жоли; в нем автор высмеял жалкое политиканство в образе Макиавелли, что воспринималось тогдашними читателями как прозрачный намек на императора Наполеона III. Корреспондент приводит примеры поразительного сходства фразеологии Макиавелли из сатиры Жоли с фразеологией «сионских мудрецов» из «Протоколов».

Все эти сведения, датируемые 1921 г., дю Шейл и другие обнародовали с незначительными добавлениями на бернском процессе над «Протоколами» в октябре 1934 г.; а в следующем месяце «Америкэн хибру» перепечатала ею же опубликованный в 1921 г. перевод статьи дю Шейла, напечатанной