Как бы то ни было, происхождение «Протоколов» остается загадкой, ибо нет пока никаких существенных данных, указывающих на того антисемита (или антисемитов) либо просто авантюриста (или авантюристов), будь то русский или француз, агент полиции или частное лицо, который в 80–90-х годах сфабриковал «Протоколы». Нет ясности и в том, кто переправил эту подделку уже в готовом виде тем лицам в России, которые могли быть заинтересованы в ее издании. Что касается курьеров, то они имели выбор: представить сей труд как искусную фальшивку, имеющую целью выставить евреев в дурном свете, либо, как поступили якобы в отношении Николая II и Нилуса, выдать его за подлинный сионистский документ, доказательство еврейского заговора.

Неопровержимые факты, связанные с изданием «Протоколов» в России в 1903, 1905, 1908, 1911 и 1917 гг., никак не свидетельствуют о причастности к этому делу полиции. Конечно, некоторые лица в Департаменте полиции вообще рекомендовали издать и широко распространить эту подметную брошюру, дабы разжечь в народе ненависть к евреям, однако руководство полиции не прислушалось к их совету и не приняло мер к широкому распространению подложного документа, а также не стало убеждать общественное мнение в его подлинности. Как уже отмечалось, издатели «Протоколов» были из числа крайне правых и пользовались доверием только в узком кругу своих единомышленников. Кроме того, по имеющимся данным, именно эти издатели содержали маленькие типографии и печатали свою продукцию ничтожно малыми тиражами без какой-либо поддержки со стороны полиции или иного государственного ведомства.

V

До сих пор речь о «Протоколах» велась с точки зрения «еврейского вопроса», но ведь этот подложный документ направлен против и евреев, и масонов как соучастников заговора, претендующих на мировое господство. Итак, рассмотрим теперь, насколько серьезно относилась охранка к возможности подрывной деятельности русских масонов против трона. Однако поскольку масоны вызывали у охранки тревогу главным образом своей принадлежностью к либералам, то и отношение охранки к масонам на протяжении последних двух десятилетий царской России необходимо рассматривать в плане отношения тайной полиции к либералам вообще.

Учтем, что среди декабристов, совершивших в 1825 г. попытку свергнуть самодержавие, было много масонов, а запрет на их деятельность, установленный Александром I еще раньше, в 1822 г., сохранялся всеми его преемниками вплоть до Николая II. Незначительные перемены наступили с введением некоторых послаблений после революции 1905 г., когда правительство распространило на масонов действие закона от 4 марта 1906 г., разрешавшего деятельность отдельных негосударственных обществ при условии, что они проверены, дозволены и зарегистрированы местными властями. А всего несколькими месяцами раньше министр внутренних дел П.Н. Дурново в ответ на беспокойство, высказанное министром иностранных дел Ламсдорфом по поводу «растущего влияния масонов на Западе», отверг предложение последнего расследовать влияние масонов на международные отношения, правда, основным доводом Дурново наверняка была чрезмерная сложность подобного предприятия.

Одной из заметных фигур среди тех, кто пытался — без особого успеха — возродить масонство в России, был тогда либерал, специалист по истории юриспруденции профессор М.М. Ковалевский, который в 1905 г. возвратился в Россию после пятнадцати лет жизни во Франции. Вступив в Париже в братство масонов, привлекавших его своими международными связями и приверженностью общественному и нравственному совершенствованию, Ковалевский надеялся ускорить либеральные преобразования на родине, побуждая единомышленников создавать по России масонские ложи, которые мало-помалу образовали бы широкую сеть. Долгое время он тщетно пытался привлечь к осуществлению своего замысла видного либерала Павла Милюкова, будущего лидера партии конституционных демократов.

Точная численность масонских лож в России в период с 1906 по 1917 г. неизвестна, но, судя по всему, лишь очень немногие из них получили от местных властей разрешение на свою деятельность. Все-таки масонство пользовалось заслуженной репутацией либерального движения, и некоторые высокопоставленные полицейские чиновники решительно противились малейшим попыткам возродить его в России; одним из таких противников масонства был М.И. Трусевич, который в 1907 г. занимал пост директора Департамента полиции и в письме варшавскому генерал-губернатору поклялся, что приложит все силы, дабы не допустить распространения международного заговора с целью свержения монархии. Его поддерживал Е.К. Климович (в 1908 г. — заведующий Особым отделом), который, отвечая на вопрос своего подчиненного, отозвался о масонах столь же резко. Брожение в обществе и без того не давало покоя полицейским чиновникам, и они полагали нелепостью разрешать либералам создавать объединения, притом что внедрение осведомителей в каждое из них — а внедриться в либеральную организацию было задачей не из легких — считалось единственным средством держать их в узде.

Агитационная деятельность либералов против самодержавия начала тревожить чиновников охранки задолго до революций 1905 г. И вот два примера — служебные записки тогдашнего заведующего Особым отделом Л.А. Ратаева, датированные 1902 г. В первой, от 11 февраля, Ратаев сетовал, что целый ряд таких агитационных групп «действовал почти исключительно на законных основаниях и был совершенно недоступен для надзорных органов». Дабы исправить сложившееся положение, он настаивал на учреждении, как он выразился, «наблюдательных пунктов», т. е. небольших розыскных отделений, в наиболее тревожных районах.

Спустя три месяца новый директор Департамента полиции А.А. Лопухин последовал рекомендациям Ратаева, и тот составил вторую записку, в которой возложил всю вину за ужесточение мер по охране порядка и безопасности на либералов из числа знати и интеллигенции. Своими изданиями, собраниями, читальнями и воскресными школами для рабочих, возмущался он, эти люди искусно управляют общественным мнением и вовлекают в свое движение «добропорядочных» и умных союзников, к примеру несправедливо обвиняя правительство в «чудовищных жестокостях» по отношению к участникам студенческих демонстраций. Повсюду, где объединяются такие «серьезные люди», писал Ратаев, неизбежно возникают «революционные настроения… и движение».

Лопухин лично издал директивы и составил объяснительный циркуляр о новых розыскных пунктах в Вильно, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе и Харькове. Поскольку служба политического сыска испытывала недостаток в кадрах, он вынужден был поставить во главе ряда отделений жандармских офицеров; обстоятельства также принудили его распорядиться, чтобы каждый начальник отделения сам вербовал и обучал секретных агентов, как штатных, так и нештатных. Что же до их полномочий, то лишь в исключительных случаях они имели право производить аресты и дознание без согласия начальника губернской жандармерии; для их содержания Лопухин увеличил статью расходов на секретных агентов в семи городах, где требовалось открыть розыскные пункты, а также на сотрудников подобных отделений, которые уже давно действовали в Петербурге, Москве и Варшаве.

В июне 1903 г. Лопухин, продолжая реорганизацию тайной полиции, повысил статус начальников розыскных пунктов и преобразовал последние в полноценные охранные отделения, численность которых за последние годы существования Российской империи достигла 75 и которые через Особый отдел подчинялись непосредственно Лопухину. На сей раз в его директиве начальникам местных отделений предписывалось