– Ну что ты так раскричался? Аптекарь ясно сказал, что это кислота. Кажется, «прусская» или что-то в этом роде. Я ведь не специалист по ядам, откуда мне знать? Но он сто раз меня предупредил, чтобы я был с этим раствором поосторожнее, и велел при работе с ним обязательно носить респиратор. Кстати, я его тоже купил – за полкроны – на тот случай, если у Абеля этой штуки не окажется. Так что Абель и респиратор надел, и кожаные перчатки. Не беспокойся…

– То, что ты рассказал, просто чудовищно!

– Как это ни печально, дружище, но мне пришлось приобрести эту дрянь, – пробормотал Пэриш. – И в этой связи я чувствую себя не лучшим образом. Но что мне было делать? Абель меня буквально за горло взял – привези да привези. Ну я и привез. Не хотел обижать. Он хоть и глупый, но очень добрый старик…

– Похоже, ты тоже особенно умом не блещешь, – рассердился Уочмен. – Да знаешь ли ты, что двадцать пять капель этой самой кислоты Шееле способны убить человека в течение нескольких минут? Или не двадцать пять, а даже меньше… Если мне не изменяет память, достаточно и семи, чтобы получить срок за попытку отравления. Да что там далеко за примером ходить… Я сам защищал студента-медика, который по ошибке дал больному двадцать минимальных доз. И в результате его обвинили в покушении на убийство. Правда, я его вытащил, но… Кстати, а как Абель этот раствор использует?

– Все препираетесь? – осведомился Кьюбитт. – А я, между прочим, вам пиво принес.

– Абель мне сказал, что собирается разлить раствор по маленьким баночкам и засунуть их в крысиные норы, – объяснил Пэриш. – И я уверен, Люк, что он относится с должным почтением к этой смертоносной субстанции. Даже пообещал после окончания работы заткнуть крысиную нору тряпками, а потом все убрать и как следует вымыть.

– Если разобраться, этот чертов аптекарь вообще не имел права продавать тебе кислоту Шееле, не говоря уже о том ужасном снадобье, которое он намешал. По большому счету, за такие дела его следовало бы навсегда вычеркнуть из списка фармацевтов. Но уж коли он все-таки решился сбагрить тебе эту дрянь, то ему нужно было посильнее ее разбавить. По-моему, так было бы лучше для всех.

– Господи, спаси и помилуй нас, грешных, – торопливо проговорил Кьюбитт и основательно приложился к кружке.

– Интересно, что происходит с человеком, отравившимся «прусской кислотой»? – спросил Пэриш, не обращая на пиво никакого внимания.

– У него начинаются конвульсии, потом он покрывается липким холодным потом, а потом умирает.

– Может, заткнетесь наконец? – гаркнул Кьюбитт. – Сил уже нет слушать ваши кошмарные разговорчики.

– Если так… Тогда твое здоровье, дорогой друг! – улыбаясь, произнес Пэриш, поднимая кружку с пивом.

– Умеешь же ты, Себ, сказать людям приятное, – заметил с ухмылкой его кузен. – Te saluto!

– Только не говори moriturus[17], – попросил Пэриш. – После всех наших разговоров о «прусской кислоте» это, знаешь ли, может навести на печальные мысли.

– Ты ее купил, не я.

– Честно говоря, когда покупал, даже внимания особого не обратил. Так, какая-то водичка во флаконе синего стекла – и ничего больше.

– А на самом деле – гидроген цианида, – наставительно произнес Уочмен, который, как всякий адвокат, любил точные, исчерпывающие определения и формулировки. – Иными словами, водный раствор синильной кислоты. Он и впрямь внешне очень похож на воду. И во флаконе ничем от нее не отличается.

– Как я уже говорил, – сказал Пэриш, – аптекарь сто раз предупреждал об осторожности, так что не стоит его очень уж ругать. Кстати, неожиданно вспомнил, что однажды играл роль человека, принявшего цианид. «Глупая ошибка» – так, кажется, эта вещь называлась. Неплохая драма, надо сказать. Хотя старая и немного наивная. Ну так вот: там я умер через несколько секунд.

– Хоть на этот раз драматург не соврал, – с удовлетворением заключил Уочмен. – Это действительно средство почти мгновенного действия. Сильнейший яд! И так уж вышло, что у меня находилось в работе несколько дел, связанных именно с этой отравой. К примеру, некая особа женского пола…

– Замолчите, ради Христа. Оба! – чуть ли не с ненавистью перебил его Норман Кьюбитт. – Может, хватит рассуждать на эту тему? У меня уже и без того иофобия, то есть боязнь ядов и отравлений, развилась.

– Правда, Норман? – осведомился Пэриш. – Это очень интересно. Можешь проследить ее истоки?

– Думаю, могу. – Кьюбитт пригладил волосы, а затем с отсутствующим видом уставился на свою испачканную красками руку. – Дело в том, дорогой Себ, – произнес он с иронией в голосе, словно насмехаясь над собой, – что минуту назад ты назвал истинную причину моей фобии, упомянув по воле случая пьесу «Глупая ошибка». Она действительно старая и немного наивная, как ты совершенно верно заметил, но, когда мне было семь лет от роду, я так не думал. Наоборот, считал ее восхитительной и… очень страшной. Так что мои страхи родом из детства. Все по Фрейду.

– Интересно, как эта вещица попала тебе в руки? В семь-то лет?

– Мой великовозрастный старший брат, между нами, не великого ума человек, в один прекрасный день возомнил себя актером и режиссером в одном лице и поставил ее на любительской сцене. Сам он, понятное дело, играл главного героя, а мне, семилетнему сопляку, доверил роль совсем маленького мальчика, который, насколько я помню, по ходу действия постоянно хныкал и задавал один и тот же вопрос: «Папа, почему мамочка такая бледная?» И чуть позже: «Она что – ушла от нас, да? И куда?»

– Мы, когда заново ставили «Глупую ошибку», роль малыша и эти вопросы выбросили, – заметил Пэриш. – Уж больно глупым нам все это показалось.

– И правильно сделали. Но в пьесе, как ты знаешь, главная интрига заключалась в том, что папа при посредстве домоправительницы отравил маму, а потом отравился сам. Я на протяжении многих лет помнил реплики всех персонажей чуть ли не дословно и сотрясался от ужаса, когда они по ночам эхом отзывались у меня в ушах. Более того, эта вещь так меня напугала, что я постоянно мыл за всеми посуду. Опасался, что наша экономка мисс Тобин подбросит отраву кому-нибудь из домашних в чай или кофе. Более того, пил кофе или чай лишь после того, как мисс Тобин подносила свою чашку к губам. Такие дела… И хотя с тех пор прошло много лет, я всякий раз вздрагиваю, слыша слова «яд» или «отрава». Это не говоря уж о том, что по десять раз читаю наклейки и ярлычки на флаконах с лекарствами, а потом еще заглядываю в медицинский словарь. Странно, не правда ли?

– А в словарь-то зачем лазаешь? – спросил Пэриш, подмигнув Уочмену.

– Как зачем? Чтобы убедиться, что лекарство не содержит ядовитых веществ. Что тут непонятного? – удивился Кьюбитт.

Уочмен с любопытством посмотрел на приятеля.

– Похоже, у тебя действительно какой-то психосоматический синдром, – решил он. – Но я, честно говоря, в таких вещах плохо разбираюсь.