— Ячменное пиво является ценным высококалорийным диетическим продуктом, обогащенным витаминами, ферментами и микроэлементами, — укоризненно сообщил ему автомат, которому лезвие меча не причинило ровно никакого вреда, отскочив, словно детская сабля от резинового меча. — Необходимыми для нормальной жизнедеятельности человеческого организма...

* * *

— Похоже, прорвало... — стараясь не слишком сильно высовываться из скрывавших его кустов, ротмистр изучал в бинокль картину, расстилавшуюся у подножия холма, на котором «окопались» путешественники после перехода из коммунистического мира. — Не было ни гроша, да вдруг — алтын...

Внизу насколько хватало глаз жизнь кипела — на изрезанной на правильные разноцветные прямоугольники равнине, уходившей к вздымавшимся на горизонте горам, буквально яблоку негде было упасть.

Тысячи, если не десятки тысяч, людей, сверху казавшихся муравьями, копошились на зеленых, желтоватых, полосатых или сверкавших, словно осколки зеркала, упавшего с огромной высоты, прямоугольниках, напоминая своими экономными движениями заведенные автоматы. По пересекавшим равнину во всех направлениях линиям дорог, судя по рыжему цвету, грунтовых, взад и вперед неторопливо двигались повозки, напоминавшие жуков, и проносились верткие, как тараканы, всадники в разноцветных одеждах, а вся картина смахивала на внезапно ожившую схему какого-то умопомрачительно сложного механизма или прибора...

— Вы не поверите господа, но большинство этих тружеников почти абсолютно обнажены. Взгляните, Валя!

Ротмистр протянул бинокль стоявшей рядом с ним девушке, но та, зардевшись, отвела его руку.

— Вы неправильно меня поняли, — поправился Чебриков. — Они одеты только в набедренные повязки и какие-то головные уборы.

Бинокль выхватил невоспитанный Жорка, тут же прилипший к окулярам.

— Очень плохо видно, — пожаловался он, ища и не находя колесико подстройки, обычное у оптического прибора. — Мутное все!

— Там сбоку шпенек, — посоветовал граф, показывая для наглядности пальцем. — Подвигайте его туда-сюда. Не очень быстро, разумеется...

— Ага! Здорово!

Конькевич увлеченно сопел несколько минут, а затем сообщил:

— Знаете... А ведь эти квадраты — поля. Похоже, рисовые... А сами крестьяне — не то китайцы, не то индусы.

— Удивил, — фыркнул Николай. — Что это поля, даже без бинокля видно. Колхоз, что ли, какой?

— Стоп! А это что такое?

— Где? — Николай выдернул прибор из Жоркиных рук и самостоятельно навел на резкость. — Где именно?

— А вон там, справа от палатки...

Николай перевел бинокль на расписной шатер с развивающимися по ветру длинными вымпелами, располагающийся на небольшом бугорке, словно на острове, и ахнул.

— Что там? Что? — всполошились все остальные.

— Слоны... — протянул Александров, зачарованно, словно во сне, опуская прибор. — Ей-богу, слоны.

* * *

Путешественники мучались бездельем второй час, слоняясь вокруг ротмистра, разложившего на обратной стороне «новой» карты, расстеленной на траве, детали явно электронного происхождения, и наровя заглянуть ему через плечо.

Чебриков не выражал своего неудовольствия соглядатаями даже жестом, но и со спины было понятно, что задавать какие-либо вопросы небезопасно если не для здоровья физического, то для духовного — точно.

— Ну скоро все-таки? — не выдержал первым Конькевич.

Ротмистр смерил его долгим взглядом и произнес веское:

— Своевременно. — Еще через минуту он добавил: — Когда я служил в Заокеанских Владениях, в моей пластунской команде имелся один колоритный индивидуум из семиреченских казаков, вахмистр Троегубенко, Иван Потапович...

— Ну и?

— Так вот он говаривал, бывало: «Быстро только кошки родятся». Весьма точное замечание, поверьте. Держите...

Петр Андреевич протянул нетерпеливым спутникам бинокль, снабженный какой-то хитрой приставкой.

Теперь, через значительно приблизившую изображение оптику, было отлично видно трех слонов, занятых какой-то работой на одном из дальних участков.

— Натуральные слоны. Я таких в зоопарке видел. А вот это интереснее...

Все копошащиеся по колено в воде крестьяне были чересчур темны кожей, но вот гарцующие взад-вперед всадники, хотя и не арийцы — значительно светлее...

— Да тут налицо дискриминация по расовому признаку! Эксплуатация человека человеком!

— Не ерничай, Жорка. — Николай передал бинокль Чебрикову. — Видите, вон там, граф...

— Как вы думаете, что это такое? Александров устало протер глаза:

— Не знаю, что это такое, но мне кажется, что это здание находится точно на том месте, которое нам нужно...

Солнце уже клонилось к горной гряде на западе, когда все попадающее в поле зрения, включая непонятное здание, было доскональнейшим образом изучено.

— Подведем итог, — начал ротмистр. — Судя по всему, здание непонятного назначения, вероятно, храм какого-то божества, находится именно на указанном месте на карте. Возможно, переход, свойства которого знакомы аборигенам, и явился причиной постройки культового сооружения. Следовательно, если мы не хотим сворачивать с «тропы» куда-то в совершенно незнакомые нам места, а это проблематично, во-первых, потому что мы не знаем, действуют ли здесь знакомые нам переходы, а во-вторых, отклонившись от маршрута, мы вполне можем попасть на красные линии Континуума, что приведет к неизвестным, возможно, плачевным для нас результатам. В-третьих...

— Чего тут думать, — невежливо перебил ротмистра Конькевич. — В-третьих, в-четвертых... Нужно просто пробраться к храму и пройти в ворота. Если не пустят добром — прорваться силой. Верно, Николай?

Капитан был целиком и полностью согласен, но не хотел потакать расхрабрившемуся другу и только неопределенно пожал плечами, взглянув на Чебрикова. Тот, встретив его взгляд, тоже пожал плечами.

— Чего вы дергаетесь?! — Жорка вскочил на ноги и, схватив свою видавшую виды двустволку, закинул ее за плечо. Глаза под очками с треснувшим стеклом кровожадно блестели под закатным светом, растрепанные волосы торчали во все стороны. — Валя, скажи!..

Валя подняла свое поблекшее лицо и тихо промолвила:

— Я как все...

Граф снова пожал плечами.

— Ну, если все согласны, — тогда в путь... Но...

— Что «но»?

— Вы не видите ничего странного в этом значке?

Грязноватый ноготь ротмистра указывал на значок перехода, опять неуловимо видоизменившийся.

Теперь он имел вид синей окружности с тремя стрелками, обращенными в разные стороны, внутри. Две из них: правая и средняя были красного цвета, а левая — синего.