– Твой отец, – продолжил он, – убил бы Мордау Самогету, а затем и тебя.

– Тебе кажется, я живу? – я зло рассмеялась. – Я умерла, когда отец убил в моем чреве своего внука.

Мои слова явно не возымели никакого эффекта. Оникс остался неподвижным, а я поежилась от озноба. Здесь было холодно, и, казалось, этот пронизывающий холод исходит от моего собеседника.

– Дело не только в тебе, – его голова качнулась, и показалось, я рассмотрела небольшие рога. Он точно животное. – Если бы ты умерла, не встретила бы Парагона. Он казнил бы твоего отца в первый же день четырехдневной войны и всех твоих сестер тоже. Мой род на вас закончился бы.

Внутри неприятно кольнуло. Я гордилась тем, что стала причиной четырехдневной войны. Это я предала отца и рассказала его секрет магистру, благодаря чему мы смогли освободить Первомать. Получается, это произошло бы в любом случае, даже если бы я умерла. Тогда я часто думала о смерти.

– Тебе кажется, твой род еще может быть счастлив? – я открыто насмехалась над ним, пряча за насмешкой свое замешательство.

– Твои сестры родят детей.

«Мои сестры, но не я», – отметила я про себя.

– Что он попросил? Что стоило дороже нашей любви и его ребенка?

О ребенке Мор не знал, я и сама узнала о нем уже после того, как он вернулся из лабиринта, но это было неважно.

Оникс молчал, а я гадала, ответит ли он. Я знала про клятву, но нигде не говорилось, что хозяин лабиринта тоже связан ею.

– Он хотел силы, много силы. Хотел стать высшим магом, как его брат и сестра, как его отец.

– Чтобы отец заметил его наконец, – закончила я за Оникса, и тот медленно кивнул. Мне вновь померещились рога.

Это объясняло возросшую силу Мора, когда мы встретились в могильнике гномов.

– Он пытался торговаться со мной, – что-то в мертвом голосе поменялось, показалось, я услышала усмешку. – Но что бы сын Самогеты ни просил, я знал, что возьму взамен. Ваша любовь – невысокая цена за твою жизнь. За жизнь всего рода.

– Что ты возьмешь с меня за его жизнь? – оказывается, я тоже была готова на сделку с ним.

Вдали завыл ветер и донес шепот:

– За его жи-и-изнь…

Я почувствовала привычную злобу, ту, которая убивает меня каждый раз, когда вспоминаю, как он отказался от меня. Оказывается, он отказался от нас ради силы, чтобы понравиться отцу. Отцу, который ни в грош его не ставил. Низко. Подло. И заслуживает смерти.

Оникс странно дернулся.

– Тебе нечего мне предложить, Изинтия. Тебе пора.

Я шагнула вперед, понимая, что он увиливает от ответа. В это мгновение фигура хозяина лабиринта распалась, растворилась и осыпалась песком.

– Нет. Ты не можешь! Вернись! – закричала я.

Ответом послужила вдруг отворившаяся дверь, которой до этого там не было, за ней в пустом коридоре зажегся факел. Меня выпроваживали.

– Ненавижу! – закричала я еще громче, и эхо понесло по коридорам:

– Ненави-и-ижу-у-у…

Парагон кинулся ко мне сразу же, как только я открыла дверь.

– Где Великая?! Почему так долго?

Он схватил меня за плечи и начал трясти, я не могла отбиться, привыкая к свету палящего солнца.

– Время кончилось. Первомать вернулась к себе, я одна добиралась до выхода и немного заблудилась, – я впервые лгала магистру.

Понимала: этот странный разговор с Ониксом лучше сохранить в секрете.

Парагон отпустил меня и со вздохом облегчения шагнул назад.

– Портал Великой закрылся, – сообщил он. – Нам придется идти пешком до Ашадана, и оттуда порталами доберемся до Стуфуса. Пойдем ночью, нагони нам пока туч, чтобы мы не спеклись на солнце.

Перспектива топать по пустыне не прельщала, но это была хорошая возможность все обдумать. Зачем Оникс мне все это рассказал? Ненавидеть слепо легче, чем прозрев.

Мы вышли из лавки Маду, изнутри съедало беспокойство. Вот не люблю я все эти разговоры с жрицами Смерти, и запах яснотки теперь будет преследовать целый круг. После мрака глаза медленно привыкали к дневному свету и немного слезились. Маг, которому поручили охрану Амидеры, ждал, лениво прислонившись к стене, а над его головой раскачивалась вывеска, которая и привлекла голубоглазку – черная ворона, клюющая лисицу. «А змея внутри ждет», – добавила я про себя. Ох, не верю я во все эти якобы случайности.

– Вода скоро забурлит и принесет ответ, – я тихо повторила дурацкое пророчество и покрутила головой в разные стороны.

Ничего не предвещало потопов и наводнений, над головой ни тучки. Глупо надеяться, что Духи скажут что-то прямо. Я посмотрела на голубоглазку – на ее лице читалась растерянность.

– Тебе известно что-нибудь про реку, вышедшую из берегов, или приближающуюся бурю в Кроуги? – спросила чернокосая магичка у Амидеры.

Я покривилась, понимая: если мы с этой Тараей подумали об одном и том же, значит, догадка неверна. У Духов так всегда – все вывернуто наизнанку, с первой попытки так просто не раскусить.

Ами отрицательно покачала головой и уставилась в небо, видимо, ожидая, что синева сейчас разверзнется и даст нам подсказку. Чернокосая проследила за ее взглядом и произнесла:

– Маду не ошибается. Если сказала, что пророчество сбудется, значит, так и будет. Куда вы теперь направитесь?

– К демонам, – рассеяно ответила Амидера, крутя головой и пытаясь сориентироваться.

– Пойду с вами, – настойчивость чернокосой начинала раздражать.

– Твоя Маду велела к себе отправляться, вот и отправляйся, – буркнула я.

Девчонка недовольно сверкнула на меня глазами, и я невольно задумалась, какие они глубокие и печальные. Не глаза, а темная пучина. Такой взгляд нечасто встретишь – у отчаявшихся детенышей бывает, но с возрастом раны зарубцовываются. Видимо, с чернокосой этого не произошло, прошлое все еще кровоточит.

– А я и отправлюсь, только пройду через поселение демонов.

Магичка оглянулась на мага, который подошел ближе.

– А это кто?

– Моя охрана, – пожала плечами Ами.

Чернокосая с удивлением заметила:

– Ты одна из самых сильных магичек во всем княжестве, зачем тебе охрана? Домой его отправь, я сама отведу вас к демонам.

Я ухмыльнулась: бойкая магичка, так просто не сдается – это уважаю, но от охраны отказываться не будем, мало ли что демонам в башку придет.

– Он не мешает, – ответила я.