– Замолчи, Тарая, – резко прервала ее эльфийка. – Не вмешивайся!

Кажется, Эфире все это надоело, она раздвинула нас с Тараей в стороны и сердито спросила:

– Ответ на какой вопрос вы все хотите получить у Духов?

– Как сохранить жизнь князю Кроуги, его советнику и нам всем, – не колеблясь ответила ей эльфийка.

– Какое дело жрице смерти до князя и его людей?

– Мне есть дело, – ответила Тарая. – И Амидере есть дело, и тебе должно быть, если не хочешь быть сожранной портальной тварью. Линия Акарана истончается, сколько еще, думаешь, она продержится?

– Его время заканчивается, – добавила эльфийка и покосилась на мое запястье. – Ты и сама это знаешь.

Я по привычке подняла руку и посмотрела на метку в виде буквы «Р».

– Она становится все тоньше. Мне надо Его спасти! – продолжила я. – Но я не знаю, где Он. Велад говорит, если собрать целое войско и повести в белый холод через земли эльфов к острову Отступников, нас ждут большие потери. Такое сражение может тянуться много зим. Я знаю, у Него нет этого времени.

– У них нет этого времени, – поправила меня Тарая.

Я кивнула. Тарая права: у Них нет времени, и Велад прав: большое сражение – это всегда много жертв и крови. Быстро добраться до земель отступников не удастся, и там ли Он – неизвестно. Но другого пути я не видела.

– Я готова задать вопрос, – сдалась я.

Лицо эльфийки сделалось темнее, она ждала именно этого ответа.

– Что надо делать? Просто спросить?

Эфира разочарованно покачала головой, но, видимо, решила больше не вмешиваться, и правильно – у нее бы не получилось отговорить меня. Я действительно не знала, что делать и как Их спасти.

Темная подняла руку, и рисунки на ее пальцах ожили по очереди.

– Кровь для Маду.

Провидица протянула маленький нож и уколола мой палец. Капля упала на пол и исчезла с шипением. Змея на руке темной чуть заметно вильнула хвостом.

– Обещание для Ребане, – сухо промолвила она.

Изображение лисы навострило уши. Я насторожилась, но ответила утвердительно.

– И золото для Варесы, – закончила эльфийка.

Ворона хлопнула крыльями и застыла, вновь обернувшись просто рисунком.

Я полезла в карман и достала монетку для эльфийки. Она приняла ее, и монетка как по волшебству испарилась – так ловко эльфийка спрятала ее в рукаве.

В этот момент тусклый огонек лучины на столе перестал дрожать, все сквозняки в старой лавке разом исчезли. Сделалось жутко. По спине побежал холодок. Темная прикрыла глаза и произнесла не своим, низким и утробным, голосом:

– Спрашивай, княгиня Кроуги. У тебя только один вопрос.

Тарая рядом замерла и, кажется, перестала дышать. Я кинула на Эфиру умоляющий о помощи взгляд. Она скривилась и тихо шепнула:

– От точности вопроса зависят польза и ясность ответа. Спрашивай коротко и прямо, без двусмысленных значений. Духи этого не любят.

Я сглотнула, задумалась. Мысленно покрутила вопрос с разных сторон и, когда пришла, как мне показалось, к самому правильно варианту, вдумчиво произнесла:

– Что мне сделать, чтобы спасти жизнь Рагонга Кроуги и вернуть его домой?

Его имя я выговорила почти одним словом, будто оно резало мне язык. Эльфийка молчала, а я невольно подумала, что значение слова «домой» для нас с духами может разниться, но уже ничего не изменить. Вопрос задан.

Молчание темной затягивалось, все остановилось: огонь не трещал, пыль застыла в воздухе, и мы послушно ждали, не двигаясь.

– Вода скоро забурлит и принесет ответ. Следуй тому, что она откроет.

Мы с Тараей одновременно разочарованно выдохнули, а Эфира развела руками:

– Я предупреждала. Духи говорят языком, непонятным для смертных.

Темная очнулась, глубоко вздохнув, наполняя грудь воздухом, и жизнь в лавке потекла дальше. Маду посмотрела на Эфиру неодобрительно.

– Когда придет время, она поймет.

– Ну да, конечно! – хмыкнула орк.

– Обещание лисе – что я должна сделать? – вспомнила я и мысленно продолжила искать объяснение ответа Духов.

– Не бросаешь на ветер обещания и помнишь о них, – провидица улыбнулась и обвела глазами темную лавку, остановившись взглядом на забытой корзине. Она подняла ее и с благодарностью посмотрела на Тараю.

– Ребене хочет, чтобы ты помогла советнику князя.

– Веладу? – от удивления мои брови приподнялись.

Темная отрицательно покачала головой.

– Келдрику! – догадалась я, и пришла моя очередь с любопытством всматриваться в эльфийку.

Неужели еще одно разбитое телепатом сердце? Иначе зачем еще ей просить за Келдрика? Я покосилась на Тараю – кажется, интерес провидицы к нему ее не удивил.

– И как я могу это сделать?

Маду пожала плечами, но я не поверила. Она наверняка знает больше, чем говорит.

– Все, что делает лиса, всегда во благо ее детей, – лишь добавила она, продолжая выкладывать еду из корзины Тараи.

– Кто они, дети лисы? – спросила я. Мне важно было узнать как можно больше, чтобы понять, какую роль во всем этом сыграет мое обещание.

– Темные эльфы, конечно, – с полуулыбкой ответила мне провидица.

Вдалеке раздался крик вороны. Маду прислушалась и неестественно выпрямилась, словно что-то силой заставило ее это сделать.

– Вам пора.

Тарая открыла было рот, но провидица ее перебила:

– Тебе тоже. Отправляйся к себе. Вам всем пора, – еще раз повторила она. – Колесо пророчества двинулось.

Великая мать стояла под палящем солнцем и разочарованно качала головой, рассматривая одинокую гору перед собой. Даже свет обжигающего солнца пустыни тускнел, покрываясь клубящейся тенью ее мрака. Тьма окутывала Великую, пряча ее лицо словно черная вуаль.

Переход к подножию лабиринта Оникса стоил жизни пятидесяти магам. Я ругала себя за то, что веду счет. Все эти жертвы принесены во благо нашего дела, но я ничего не могла с собой поделать и продолжала считать. Аппетиты тьмы Эрешкиль все увеличивались, и впервые Великая приказала открыть для нее портал куда-то за пределы острова Отступников.

– Ты уверена, что это безопасно? – магистр шагнул ближе к Первоматери. Пейзаж перед нами явно расстроил Великую, и магистр старался отвлечь ее от тяжелых дум.

– Оглянись, Парагон. Что здесь может представлять для меня опасность? – она печально обвела руины взглядом. – Я помню на этом месте цветущие холмы, оазис и дворец, прекраснее которого не сыскать. Это был дом моего отца. А теперь лишь раскаленные камни и мертвый песок.