знаю. Я думала, это он. Он – что ж, давай просто скажет, он не тот, кем ты его считаешь. – Она выглядит пристыженной. – Но я не уверена, кто это сделал. Думаю, может, Марк тебя сюда притащил. Знаешь, если он узнал, что ты сделала и с кем…

– Ты думаешь, он решил подставить Даана? – хриплю я.

– Может быть. Я не знаю, – отчаянно говорит она. – Или, может, они это вместе спланировали. Может, они сговорились.

– Оба? – Я поражена, хотя стоит ли удивляться? Они, сами того не зная, столько всего делили, неужели так уж невероятно предположить, что они делили это без моего ведома?

– У нас сейчас нет времени об этом думать, – торопливо говорит она. – Нам нужно тебя вытащить. У меня с собой плоскогубцы, они где-то здесь.

У нее с собой целая сумка полезных вещей; она выворачивает ее на пол и роется в содержимом. Я откидываюсь на стену, слишком слабая, чтобы помочь. Она протягивает мне маленькую бутылку негазированной воды и шоколадный батончик. Я могу лишь прихлебывать воду. Пальцы слишком сильно трясутся, чтобы открыть упаковку батончика. Она замечает, прекращает копаться, открывает ее за меня. Она отламывает маленький кусок и кладет его мне в рот.

– Вот так, птенчик, – говорит она с грустной улыбкой. У нее влажные глаза. Мы говорили так друг другу, еще когда жили вместе. Если одна из нас болела и нуждалась в уходе, или, может, просто страдала от похмелья и ей было лень двигаться, мы кормили друг друга желейными червяками «Харибо» и шутили о птенцах. Нежные слова ощущаются как объятие. Фиона возвращается к содержимому своей сумки. У нее с собой чистая одежда и аптечка. Я смотрю на нее широко распахнутыми глазами.

– Я не знала, что тебе понадобится, когда я тебя найду. В каком состоянии ты будешь. – Она морщится. – С тобой все будет хорошо, Кэйли. Я знаю, было дерьмово, но теперь ты в безопасности. Я тебя отсюда вытащу. – Она поднимает плоскогубцы и разрезает стяжки, привязывающие меня к цепи. Рука безвольно опускается вдоль тела. Я смотрю на нее с долей удивления. На мгновение не зная, что делать с этой свободой. – Сначала я отвезу тебя в свой пляжный домик. Думаю, тебе нужно спрятаться, пока не приедет полиция и во всем не разберется.

– Почему сразу просто не поехать в полицию?

– Мы можем, Кэйли, конечно, можем. Тебе решать. Но ты двоебрачница, это преступление. Я просто не вынесу, если они сразу тебя арестуют, отправят сразу в камеру, на суд. Как все это работает? Я думала, ты сначала захочешь выспаться. Думала, нам стоит попытаться связаться с Оли и Себом, чтобы ты поговорила с ними перед тем, как тебя заберет полиция.

Я так благодарна, что если бы у меня было бы больше сил, я бы заплакала. Вместо этого я бормочу: – Как они?

– О, они неплохо справляются. Полагаю, испытанием для них будет, когда скандальная история разлетится по всем таблоидам. – Я роняю голову в ладони. – Извини. Господи, это все слишком. Ты сейчас не можешь ясно мыслить. Давай отвезем тебя в безопасное и чистое место. Мы можем позвонить мальчикам и полиции, когда ты отоспишься. Нам просто нужно двигаться сейчас, очень нужно. Если он вернется, я не знаю, что он с нами сделает. Пожалуйста, пойдем.

43

Кэйли

Фиона разговаривает со мной тихим, успокаивающим голосом, выводя меня из квартиры к лифтам и через приемную.

– Где Альфонсо? – спрашиваю я.

– Альфонсо? – Она выглядит растерянной.

– Консьерж.

– О. Я не знала, как его зовут, – отвлеченно говорит она. – Возможно, он теперь работает из дома. Господи, Кэйли, ты понятия не имеешь, что творится в мире. Пандемия, объявили локдаун, знаешь, как в Испании и Италии. – Я киваю, вспоминая нарастающий страх, который царил еще до моего похищения. – Кроме того, обязанности Альфредо – прием посылок, химчистки и всего такого – скоро приостановятся. Я же говорю, локдаун.

– Альфонсо, – поправляю я.

– Да, точно.

– Как ты вошла?

– У меня здесь была клиентка. – Фиона выглядит пристыженной. – Она дала мне код от двери.

Я опираюсь о Фиону, ослабев от благодарности судьбе за такое совпадение. На улице я лихорадочно хватаю ртом воздух, безумно наслаждаясь жаром солнца, ветерком, его свежестью. Фиона припарковалась неподалеку, нескольких коротких минут на свежем воздухе недостаточно; как только мы оказываемся в машине, я опускаю окно и высовываю в него голову, как собака, глубоко вдыхая. Фиона сосредотачивается на лавировании по улицам. Снаружи гробовая тишина, зловещая атмосфера; магазины и рестораны закрываются, некоторые уже заколочены досками. Это придает драматизма моему побегу. Если бывает что-то более драматичное, чем то, что мне пришлось пережить.

– Как будто наступил апокалипсис, – бормочу я.

– Давай надеяться, что нет. Но хорошо, что благодаря отсутствию грузовиков доставок, машин и велосипедов, мы сможем быстро проехать по Лондону.

В этом она права, вскоре мы уже направляемся по шоссе к юрскому побережью в Дорсете. Фиона купила свой домик примерно шесть лет назад. Не романтический обветшалый коттедж, но бунгало, построенное в девяностых. Изначально довольно бездушное, но с отличным, завидным расположением у моря. Она сделала своим проектом распотрошить и переделать его. В отличие от всех встречавшихся мне пляжных домиков, там нет ни одного украшения в виде морской звезды, никаких якорей или полосок моряков, если на то пошло. Дом сделан в нежных розовых, персиковых и насыщенных оранжевых оттенках, как дань закату, за которым она обожает наблюдать со своего гигантского дивана сквозь стеклянную стену, открывающую восхитительный вид. Мы часто проделывали эту поездку вместе – обычно с мальчиками и Марком – чтобы наслаждаться долгими выходными, когда бриз спутывает волосы, соль липнет к коже, а ноги зарываются в теплый песок. В этом месте я всегда чувствовала себя умиротворенной и счастливой. Мне не терпится оказаться там, где за мной поухаживают. Где я буду в безопасности. Я осознаю, что все еще напряжена, готова к нападению, к чему-то ужасному. Я глубоко вдыхаю, откидывая голову на сиденье.

Я так благодарна, что Фионе хватило предусмотрительности и доброты сначала отвезти меня туда, а не прямо в участок. Она права, мне нужно перегруппироваться, может, даже попытаться расслабиться. Конечно, рано или поздно мне придется со всем столкнуться – с тем, что я сделала, что сделали со мной – но Фиона отстояла свое звание лучшей подруги, побеспокоившись в первую очередь о моих нуждах и обеспечив их, оценив их даже выше того, что от нее ожидается как от законопослушной гражданки.

Фиона то и дело поглядывает на меня. От нее исходит беспокойство, она, должно быть, отчаянно хочет узнать, что я пережила после нашей последней встречи. Я чувствую, что она сдерживает вопросы. Она не говорит ничего, только настаивает, чтобы я попила и поела.

– Ты