– Жаден он был – Василий Комаров – до золотишка и разных буржуазных побрякушек, – с тяжким вздохом произнес инженер Хомяков. – Да и детям своим эту склонность передал.

И Скрябин внезапно всё понял.

– Ваша жена, Сергей Иванович, – обратился он к Хомякову, – какая у нее была девичья фамилия?

Тут же уразумел, в чем дело, и Михаил Достоевский.

– Так этот душегуб – ваш тесть, стало быть?! – Вот теперь отставной лекарь изумился по-настоящему – чуть ли не впервые за всё время их короткого знакомства.

– Я об этом понятия не имел, когда расписывался с Варенькой, – сказал инженер и так понурился на своем стуле, что Дик тут же пошлепал к нему и в попытке утешения положил ему на колено свою длинную морду. –Её фамилия была – Великанова, и я знал, что она и её старший брат воспитывались в детдоме.

– А с её братом вы встречались? – Скрябин уже догадался, каким образом письмо, так его взбесившее, попало к нему в почтовый ящик.

– Он даже на нашей свадьбе не был.

Около года тому назад инженер женился на хорошенькой девушке Варваре, которая была моложе его на двадцать лет. Николай помнил это, потому что даже он сам побывал на той свадьбе гостем – как и все его соседи по дому. И Скрябин неоднократно встречал в подъезде жену – теперь вдову – инженера: с румяным личиком в форме сердечка, с короткими русыми локонами. И всё время с разными золотыми сережками в ушах.

– И вас не насторожило, что ваш родственник избегает знакомства с вами? – спросил Николай.

– Да как вам сказать… Я так потерял голову от Вареньки, что ни о чем вообще думать не мог. Даже когда она стала без конца требовать от меня подарков – всё новых и новых украшений из золота…

– Думаю, вы и более ценный подарок ей сделали, – сказал Скрябин. – Поведали ей свою семейную легенду – о призраке невесты ямщика.

Глава 21. Шаболовский душегуб

22 июля 1939 года. Другая суббота

1

Лариса Рязанцева не решалась спросить Николая Скрябина, что именно ощущает он в этом странном мире. Но вот с тем, что ощущает она сама, у неё была полная ясность: ей казалось, будто она после долгих странствий вернулась домой. Это ощущение завораживало её – но вместе с тем и пугало до чертиков.

Однако сейчас говорить об этом с Николаем было не ко времени. Он уже измыслил какой-то план – чтобы выполнить условия, поставленные лекарем-прохвостом. И Лара знала, что не имеет права мешать ему.

А между тем с лекарем что-то было нечисто. Темнил Михаил Андреевич, наводил тень на плетень. И Лара пребывала в недоумении: если уж она это поняла, то как мог не понимать этого Николай? Или уж он настолько увлекся своими приготовлениями, что перестал замечать что-либо – как инженер Хомяков не замечал признаков заговора, который сплела против него жена?

Но если Лара решила пока не обсуждать с Николаем свои впечатления от города призраков, то о странностях, касавшихся отставного лекаря Михаила Достоевского, она уж точно молчать не могла.

– Послушай, Коля, – начала она, когда они вдвоем вышли из больничного флигеля, – я не уверена, что отец писателя играет с нами честно.

– Да и я не уверен, – сказал Николай.

Они шли к той части больничного парка, которая находилась ближе всего к площади-звезде. Лара решила бы, что это опасно и недальновидно, но, коль скоро Николай взял её с собой, приходилось предположить: он всё продумал. Да и о самой себе девушка в любом случае переживать не стала бы. Этот мир приводил её в состояние почти отрешенного равнодушия к собственной участи.

Они остановились возле прутьев ограды, которые уходили заостренными навершиями под самые кроны парковых деревьев. И Николай сказал:

– Сейчас я позову их – тех двоих. И мы посмотрим, что будет.

Лара поняла, о ком он ведет речь: о двух демонах – в облике кролика и в облике обезьяны.

– А для чего они тебе понадобились? Неужто ты думаешь…

Она умолкла на полуслове, но Николай кивнул – понял ход её мыслей:

– Да, я планирую попробовать. – И тут же, без всякого перехода, он крикнул – каким-то образом преодолев свойственную ему здесь приглушенность голоса: – Газиэль, Фесор, сюда!

Если бы в парке гнездились птицы, то от такого возгласа они с возмущенным галдежом поднялись бы в воздух. Но – ни одного пернатого существа Лара в этой Москве не видела. А на призыв Николая Скрябина не среагировал вообще никто. Даже призраки с площади, ещё не все отхлынувшие от ограды, не глядели на Лару и её спутника – будто забыли про их существование.

– Так я и думал, – сказал Николай. – На мой призыв они не явятся. Придется тебе их позвать. Но если я после этого скажу тебе бежать – то уж лети со всех ног обратно во флигель.

2

Николай хотел верить, что в самом парке вызываемые демоны не объявятся, и что убегать Ларе не придется. Она и так уже набегалась изрядно. Вид у неё был утомленный и как бы – отсутствующий.

– Газиэль! Фесор! – позвала девушка.

Она произнесла имена демонических сущностей гораздо тише, чем сам Николай. Однако сероватый воздух за парковой оградой мгновенно задрожал, закачались ветки столетних деревьев, и на миг Скрябину показалось, что он ощущает сильный запах животных – какой бывает в зоопарках или цирках. Хотя это, уж конечно, была чистейшая иллюзия: в этом мире никаких запахов не было вовсе. А пища и вода – если они тут имелись как таковые – наверняка не обладали никаким вкусом. По счастью, проверять это у них с Ларой не возникло необходимости: ни голода, ни жажды они не испытывали. Как, по всей видимости, и местные жители. В этом мире людям не требовались вода и пища для восстановления запасов энергии, как здешним деревьям не требовалось солнце, чтобы их листва сохраняла хлорофилловую зелень.

Демон-кролик и демон-обезьяна застыли прямо перед прутьями чугунной ограды. И Николай подумал: может, их всех останавливала не только особая аура каменного изваяния перед входом, но и железо – традиционный антидот против любой нечистой силы?

– Ты призывала нас, дева? – вопросил демон-кролик с комичной торжественностью.

– Мы вместе призывали вас,