— Громова надо доставить в Эден, чтобы мы могли провести весь комплекс исследований, — сказал доктор Синклер.

— Он не согласится, — мотнул головой Буллиган.

— Даже если узнает, что Дэйдра МакМэрфи в любой момент может найти способ им управлять? — Идзуми нервно заерзал.

Крейнц снял очки и потер глаза.

— Я могу поговорить с ним, — сказал он. — Возможно, вместе нам удастся найти техническое объяснение происходящего. Может, Роберт оставил нам какие-то подсказки внутри Рободома… Не знаю.

— Хорошо, — кивнул Буллиган.

Крейнц развернул над своей головой панель управления и вышел из Сети.

* * *

7 ноября 2054 года, 08:45:12

Токийский хайтек-мегаполис

Interpol Tower

Алекс Хоффман наблюдал за ходом заключительного заседания в Интерполе по поводу «формулировки обвинения» в адрес Громова, сидя в потайной комнате, смежной с кабинетом шефа Интерпола Фаворского.

В самом кабинете, за большим столом, в присутствии нескольких секретарей, представителей медиа и многочисленных помощников, рассевшихся по стульям и диванам вдоль стен, заседали с самого раннего утра сам Яков Фаворский, шеф Токийского департамента Китосаки, адвокат Эрнесто Эскобар и инспектор Идзуми — в качестве главного свидетеля.

Спустя два часа с начала заседания Алекс Хоффман был в бешенстве. Обвинение рассыпалось на глазах. Шансы учинить уголовное разбирательство с арестом Громова и помещением его в судебный хостел до окончания расследования становились все более призрачными. А поскольку иск ICA тоже плотно увяз в бумажной рутине, Громов по-прежнему сохранял достаточную свободу действий. Жил в Рободоме, занимался спортом, готовился к Олимпиаде и ни разу не включил ни одну из медиаматриц, чтобы посмотреть новости. Иными словами, прессинг получился совсем не таким жестким, как предполагал Алекс.

Он сжимал кулаки и бегал туда-сюда по потайной комнате, желая немедленно придушить этого дурацкого инспектора Идзуми, который как будто нарочно давал показания таким образом, что Громов получался супергероем лучше некуда!

— Сегодня истекает срок подачи официального обвинения, — Эрнесто Эскобар развалился на стуле и насмешливо улыбнулся Якову Фаворскому. — А вы так и не смогли собрать никаких доказательств, даже косвенных, которые бы хоть как-то указывали на наличие сговора между моим клиентом и Джокером.

Фаворский бросил уничтожающий взгляд на Китосаки, а тот в свою очередь на Идзуми. Инспектор сделал вид, будто ничего не заметил. Он вообще пил чай вприкуску с пирожными, как у себя дома, и смотрел в окно. Тарелку пирожных секретарша Фаворского успела обновить уже три раза.

Эскобар потянулся и заложил руки за голову, потом посмотрел на часы:

— Ну что? Дотянете до полудня, пока срок истечет сам собой, или все же признаете, что были не правы, и отзовете иск? Неплохо было бы также извиниться перед парнем за то, что по вашей милости он чуть не лишился доброго имени. Возмутительно вообще-то, — Эрнесто положил локти на стол и подался вперед, сурово глядя на Фаворского.

Тот молчал. Яков Фаворский обладал довольно странным свойством. Его внешность было практически невозможно запомнить. Она была настолько серой и невзрачной, что даже собственные секретари узнавали шефа в большей степени по костюмам, чем в лицо. У Фаворского не было ничего характерного именно для него одного. Ни жестов, ни мимики, ни даже запаха. Каждый, кто встречался с шефом Интерпола, отвернувшись или выйдя за дверь, ловил себя на мысли, что уже не помнит его лица.

Фаворский нервно дернул шеей. Он чувствовал на себе бешеный взгляд Алекса Хоффмана, зная, что тот следит за происходящим по медиамонитору, получая картинку с камер. Ярость Председателя TF могла обернуться катастрофическими последствиями. Фаворский сразу понял, что у Алекса нет той природной сдержанности и здравомыслия, которые позволяли Хелене Наварро в течение долгого времени сохранять независимость судебной системы от Торговой Федерации. Пожалуй, никогда раньше Фаворский не жалел об уходе Хелены так сильно.

— Мы откажемся от обвинения, — наконец произнес он через силу.

— Это значит, Громов все же получит права на свой патент? — Эскобар довольно улыбнулся.

Фаворский судорожным движением поправил воротник, понимая, что тяжелого разговора с Алексом Хоффманом уже не избежать. Но деваться было некуда.

— Получит, но не сможет им пользоваться: ICA пока не отзывает свой иск.

— Пока достаточно и капитуляции Интерпола, — Принц правосудия хлопнул ладонями по столу. — Спасибо. Приятно восстановить справедливость, хотя бы частично.

В этот момент Алекс Хоффман резким движением выключил медиамонитор. Его кулак с силой рассек воздух.

— Ладно… — процедил он сквозь зубы. — Похоже, мне просто не оставили выхода. А ведь я хотел поступить правильно. Я пытался оставаться в рамках закона!

Он открыл крышку своего вирстбука и набрал Сетевой адрес почтового ящика, который использовал для обмена короткими сообщениями с Дэйдрой МакМэрфи.

* * *

После того как Буллиган попросил Громова не покидать Рободом, Макс провел две бессонные ночи в компании Альтера, который ходил за ним как хвост и бубнил:

— Думаешь, ты такой уж гений? Ничего подобного! Валяешься в постели, вместо того чтобы работать. Уже месяц потратил на всякую ерунду. Можно подумать, от того, что ты увеличил объем памяти Рободома и доставил чипы поддержки, что-то принципиально изменилось… Вот скажи мне, что ты сделал полезного в жизни? Ты решил энергетическую проблему? Ты проник в тайны эволюции человека? Ты создал собственную космогоническую теорию? Ты объяснил происхождение Вселенной? Ни-че-го! А считаешь себя гением! С какой стати? Никакой ты не гений, ты просто амбициозный, зарвавшийся заурядный инженеришка, которому посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте! Готовился хотя бы к Олимпиаде! Хоть какое-то занятие. Я тебе все подготовил — только встань и работай!

Но Макс не мог. У него физически не получалось ни на чем сосредоточиться. Почему Буллиган запретил ему покидать Рободом? Что с ним произошло два дня назад? Откуда в его ушах взялся этот мерзкий звук?

Макс не мог найти себе места — целыми днями чистил узлы Рободома, изучал его «железо», занимался прочими рутинными вещами. Два раза в день ему доставляли еду из ближайшего ресторана.

Макс привык, что Альтер целыми днями ходит за ним и ругается. Отключить эту функцию почему-то было невозможно. Громов еще не до конца разобрался в особенностях генеральной программы Рободома, но уже понял, что ворчливость Альтера — ее неотъемлемая часть. Отцепиться от голограммы можно было только тремя способами.

Первый — лечь спать: как только Макс начинал собираться ко сну, Альтер мгновенно оставлял его в покое. Это было достаточно легко объяснить. Аткинс страдал бессонницей, поэтому запретил голограмме нервировать его во время отхода ко сну. Ведь спугнуть и без того плохой сон Роберта могло все что угодно.