— Мы идем кататься на коньках, — сообщил Лавлир, слизывая с пальцев соус. — Когда Делла и Мод освободятся. Мы все будем кататься. Это наш последний день. И ты присоединяйся. Покатаемся на коньках, а потом немножко потрахаемся и отвалим в аэропорт. Чуть-чуть любви — и делаем ноги. Такой наш план.

Алекс о своем плане не рассказывал, опасаясь Лавлира с его выходящим из берегов энтузиазмом. Держать язык за зубами друзья тоже не умели. Приняв в расчет эти два обстоятельства, Алекс сидел и помалкивал. Билет для Китти он оформил на час раньше, чем свой собственный. Намеревался покинуть ее в аэропорту и присоединиться к ней после посадки. А до отлета катание на коньках выглядело, говоря языком бизнес-консультантов, вполне приемлемым.

Лавлира податливость Алекса ввела в заблуждение.

— Ну и отлично, — сказал он. — Тебе нужен свитер.

— Хорошо.

— И девчонка — не наших же тебе пользовать. Возьми Хани Смит, а если наши прошмандовки нам не дадут, то всегда можно будет и ее привлечь…

Доув хихикнул. Разыгранный Лавлиром фарс явно пришелся ему по душе. Алекс подошел к стойке для зонтиков, вытащил из нее сложенный гольферский тент и от души заехал Лавлиру между плеч.

— Собачья твоя душа, — бросил он, сжимая в руке зонтик, все еще туповато взирающему на него Лавлиру. — Только и умеешь, что гавкать на луну. Бегать за собственным хвостом. Вот и все твои дела-делишки. Собачка-гав-гав-гав. — Алкоголь развязал ему язык. — Собачка, гав-гав, за хвостом шнырь-шнырь, гав-гав, и все твои дела.

— Будь я проклят, точно подхвостьем интересуюсь, — согласился Лавлир, соскользнул с табурета и начал во все глаза пялиться на толстушку Деллу, которая только что сняла свой фартучек и бросила его на стойку бара.

Вернувшись к себе в номер, Алекс вымыл руки и голову. Мокрые волосы делали его похожим на русского монаха. Они падали двумя неровными темными волнами, торчали только его оттопыренные уши. Не в силах что-то в своей внешности исправить, Алекс вышел из номера и направился к соседней двери.

— Покататься на коньках? — Хани шагнула назад. — С тобой?

— И с моими приятелями.

— А как ты себя чувствуешь? Выглядишь забавно.

— Все о’кей. Просто голову помыл. Встретимся в вестибюле через десять минут. Надень джемпер.

— Что-о?

— Свитер. Снега подваливает и подваливает. И всего подваливает.

— О-ох! Рановато ты набрался, а?

— Нет, нет, нет, мисс Буддистка. Позвольте мне задать вам один вопрос. Не встречалась ли вам хоть одна книга авторитетного иудея, где бы на вопрос об имени герой отвечал: «Негр»?

— Что-что?

— И еще один вопрос. — Алекс прислонился к двери. — Не вбила ли ты себе в голову, что если ты темнокожая женщина — нет, скажем лучше: женщина с темным цветом кожи, — то мне не понять, что ты, так сказать, собой представляешь и вообще кто ты такая?

Хани упруго надавила ему пальцем на грудину:

— А ты не хочешь чуть-чуть пожить не дыша, а? Ответь, пожалуйста!

— Да будет тебе известно, что моя подружка дома — темнокожая. Моя лучшая подруга. Тоже. Улавливаешь? Вот так. Имей в виду.

— Мои поздравления, — улыбнулась Хани. — Думаю, это наши последние часики вместе, дорогуша. Жду тебя в вестибюле через десять минут. О’кей? Сполосни еще разок голову холодной водичкой.

Вернувшись к себе, Алекс окинул номер свежим глазом и увидел, что никаких следов его пребывания не осталось. Словно он и не прожил здесь двух дней.

Девушки кататься на коньках почти не умели. Делла вообще была как корова на льду — то и дело падала на Лавлира, сама при этом смеялась, а он поднимал ее, как желе, как вывалившееся из чашки желе. Мод, поддерживаемая сильными и прилипчивыми руками Иана, высоко поднимала ноги, словно шагая по грязи, и испуганно щебетала, когда он уговаривал ее отпустить поручень. Хани в помощи Алекса не нуждалась. Она осанисто кружила, ни разу не споткнувшись, а повороты проходила с деланым изяществом. Алекс закурил в сторонке сигарету. Какие тоненькие эти коньки и какие острые — прямая противоположность человеческим стопам! Надо быть большим оптимистом, чтобы их надеть. Не так-то это просто — кататься на коньках!

Но на катке хватало удовольствий не только для катающихся. Обычно равнодушный к красивым видам, здесь Алекс испытывал истинное наслаждение — с высоты открывалась впечатляющая панорама города. У него возникло неожиданное ощущение, что они катаются по крыше мира. Хорошо просматривался Рёблинг. Наверное, Китти у себя дома как раз склонилась над чемоданом и укладывает в него вещи. Вдали светился огнями аэропорт, а неподалеку — верхние этажи отеля. Алекс даже рассмотрел окна бара. Он видел районы, где селились евреи, поляки, латинос, темнокожие, русские, индейцы, проститутки и доживающие свой век леди. На ветру развевались флаги.

Он увидел, как посередине катка толпа подростков окружила Хани. Они хватали ее за одежду. Один протягивал к ее лицу что-то длинное и острое. Алекс махнул рукой — ей ничего не угрожает? — но она знаком показала, что все о’кей и улыбнулась. Двое мальчишек упали на лед, и стало хорошо видно, чем она занималась. Раздавала автографы. Примерно десять подростков тянули к ней ручки и листки бумаги, чтобы она на них расписалась. Толпа росла. Стали подкатываться отцы, а потом и матери детей. Хани пришлось отъехать к барьеру и устроить что-то вроде очереди. Алекс совсем продрог и ненадолго обхватил себя руками. Потом на его ладонь, прямо на линию жизни, опустилась снежинка, размером с леденец. Он наблюдал, как она таяла. Улыбнулся. От души рассмеялся. И деревья показались ему царственными особами в горностаевых мехах, все дома — шедеврами архитектуры, солнце своими лучами разгоняло тучи, всех вокруг превращало в кинозвезд, небо розовело, и пел Синатра! Именно он открывал список его самых горячих пристрастий. И еще — место около камина. Картофельные чипсы. Хорошие книги.

Судьба ему благоприятствовала. Алекс бросил окурок под куст, зашнуровал ботинки коньков и ступил на лед. Но не успел он сделать и шага, как его сзади подхватила Хани.

— Ты видел! — жарко выдохнула она ему прямо в ухо.

— Я встревожился. Их жизни подверглись опасности. Вдруг бы ты начала колоть фанов их собственными ручками?

— Не совсем так. Просто решила сделать небольшой перерыв. Это всего лишь имя. — Она провезла его под поднятыми руками встречной пары. — Это не я. И не у меня взято. Просто чернила.

— Весьма зрелые суждения, мисс Ричардсон.

— Вполне согласна. Вот что, мистер Тандем. Если вы решите остаться в нашем городе, сегодняшний день можно считать началом замечательной дружбы, вам не кажется?

После этого они сделали еще один красивый вираж, не останавливаясь, словно в фантастическом полете. Оба знали, что таким образом сказали друг другу «прощай». И еще одна вызывающая благоговение строчка легла в список предпочтений Алекса. Начало его выглядело так: