Красивый и высокий, с темными волнистыми волосами, Перл никак не напоминал своей внешностью кого-то столь одинокого и изворотливого, как шпион. Его жена Генриетта, высокая женщина с пепельными волосами, сразу же после его ареста сказала, что уверена в невиновности мужа. «Ни он, ни я не связаны с людьми, которые проходят по делу о шпионаже, — заявила она. — Я даже ни с кем из них не знакома».

Если рассмотреть действующих лиц на процессе Розенберга, мы все же сможем предположить некоторые совпадения. Одним из предварительных свидетелей обвинения, которого так и не вызвали в суд, была миссис Энн Сидорович, женщина, которая, по словам Гринглассов, должна была сначала быть их связной в Альбукерке, но не смогла приехать. Когда Перла посадили под арест, обвинение заявило, что Сидоровичи служили курьерами между Кливлендом и Нью-Йорком, пока их не сменил Голд. Когда прокурора США Сэйпола прямо спросили, считает ли обвинение, что Перл, который так неожиданно заартачился и не признал знакомство с Сидоровичами, передавал секреты, Сэйпол ответил:

— Я могу сказать только то, что он был обвинен в связи с расследованием советской сети атомного шпионажа.

Тот факт, что миссис Сидорович, как и миссис Макс Элитчер, числилась в списке свидетелей обвинения, но не давала показаний, ничего не доказывает. Гособвинение фактически вызвало всего лишь 22 человека из первоначального списка в 118 свидетелей, исходя из того, что это простое дело против Розенбергов уже разрослось до такой степени, что увеличение количества свидетелей его не улучшило бы. (За этой стратегией сдерживания также стояло желание скрыть степень информированности обвинения по тем или иным вопросам, пока ему не придет время обрушиться на новых обвиняемых.)

Из 22 свидетелей, которые все же предстали перед судом для дачи показаний, восемь описали разные этапы побега Мортона Собелла, снедаемого осознанием вины, в Мексику, двое рассказали о мерах безопасности в Лос-Аламосе во время войны, а еще двое были родственниками Рут Грингласс, которых вызвали подтвердить некоторые подробности ее показаний.

Вместо доктора Роберта Оппенгеймера, доктора Гарольда Юри и генерал-лейтенанта Лесли Гровса, руководивших «Манхэттенским проектом» во время войны, которые были в числе предполагаемых свидетелей со стороны обвинения, в конце концов перед судом предстало несколько экспертов попроще. Одним из них был доктор Уолтер Коски, физик-ядерщик, близко связанный с опытами по созданию взрывчатых линз в Лос-Аламосе. Он сказал, что наброски Грингласса, которые он сделал недавно, чтобы воспроизвести те, что он передал Гарри Голду и Юлиусу Розенбергу во время войны, раскрывают детали детонатора атомной бомбы, настолько секретные, что остаются секретными даже в момент суда шесть лет спустя. Джон Дерри, инженер-электротехник, работавший с генералом Гровсом, сказал, что сведения Грингласса содержат «значительно усовершенствованную бомбу» того типа, которая была применена в Нагасаки.

Как только обвинение возвело четкий каркас доказательств шпионской деятельности Собелла и Розенбергов в пользу Советского Союза, процесс все больше стал фокусироваться на сложных взаимоотношениях семей Грингласс и Розенберг. Совершенно ясно, что единственный шанс Розенбергов состоял в слабой надежде дискредитировать главного свидетеля обвинения — Дэвида Грингласса. Решительные усилия защиты в этом направлении стали важны, как никогда, после того как сам Грингласс описал подробности экспериментов в Лос-Аламосе, которые он передал в 1945 году Советской России и которые оставались настолько секретными в 1951 году в Америке, что во время его показаний судья приказал зрителям очистить зал, а стенографистке — не делать записей.

Эмануэль Блох беспрестанно нападал на Дэвида за его трудный выбор, кому хранить преданность — жене или сестре. Дэвид встречал вопросы в лоб, какими бы интимными они ни были. Он сказал, что точно не помнит, когда впервые влюбился в Рут, так как их отношения начались еще в детстве.

Вопрос: Вовсяком случае, когда вы стали встречаться с вашей женой как жених и невеста, вы любили ее?

Ответ: Любил.

Вопрос: Вы любили ее, когда женились на ней?

Ответ: Любил.

Вопрос: И вы любите ее сейчас?

Ответ: Люблю.

Вопрос: Вы очень ее любите, не правда ли?

Ответ: Правда.

Вопрос: Вы любите ее больше, чем себя?

Судья: О, я думаю…

Ответ (громко): Да.

Перейдя к первому приезду Рут Грингласс в Альбукерке, когда Дэвид согласился заниматься шпионажем в обмен на возможность быть со своей женой, потому что в то время он, по крайней мере отчасти, был убежден в том, что Россия как союзник имеет права на военные разработки, Блох не старался подчеркнуть сверхделикатное отношение гособвинения к коммунистическим связям и взглядам Рут и Дэвида. Это лишь рикошетом ударило бы по его клиенту. Вместо этого Блох сделал ставку на эмоциональное сочувствие присяжных.

— С того момента, когда вы сказали жене, что эта работа вас не интересует и вы не будете ее делать, до следующего утра, когда согласились, вы с кем-нибудь советовались? — напирал Блох.

— Я советовался с памятью и голосами в моей голове, — сказал Дэвид. — В то время мне казалось, что это правильный поступок, такие у меня тогда были взгляды. У меня почти сразу возникли сомнения, как только я начал это делать, хотя я и не сказал Юлиусу. Я испытывал к нему что-то вроде поклонения перед героем, и мне не хотелось, чтобы мой герой пал. Вот почему я не прекратил это, когда у меня появились сомнения.

— Когда вы в конце концов сказали жене «я буду это делать» и потом передавали ей определенную информацию, вам приходило в голову, что вам может грозить смертная казнь за шпионаж?

— Да, — сказал Дэвид Грингласс.

— Когда вы сказали жене «да, я буду это делать» — это верно? — нажимал Блох.

— Это верно, — сказал Дэвид Грингласс.

— Вы осознаете, что сейчас улыбаетесь? — спросил Блох. Дэвид Грингласс моргнул и сказал:

— Не совсем.

На какое-то мгновение показалось, что он улыбается.

Наконец, дойдя до своего признания, Дэвид сообщил, что рассказал все, «как было, меня волновало только, как выбраться». Блох кивнул.

— Так вас интересовало, как выбраться? — сказал он.

Грингласс возмутился.

— Я сказал, что меня волновало, как выбраться из этой истории, не перевирайте мои слова!

Вопрос: Вы на какой-то момент задумывались о своей жене, когда сидели и рассказывали свою историю ФБР?

Ответ: Конечно, я о ней думал.

Вопрос: Вы думали о своей жене в связи с тем, что она может стать обвиняемой на уголовном процессе?

Ответ: Да.

Вопрос: И было ли это одним из факторов, который мотивировал вас нанять адвоката?

Ответ: В то время я даже об этом не думал. Я нанял адвоката, чтобы он представлял меня в суде, вот и все.