Страха не было.

Было желание схватить этого умельца за шиворот и тряхнуть хорошенько, чтоб не думал больше пугать приличных барышень. Василисе определенно сила не нравилась. Вон, побелела, губу прикусила и глаза закрыла, но терпит.

И… и значит, в этом есть смысл, пусть Демьян его не понимает.

— Идем, — Вещерский потянул за руку. — Не стоит пока мешаться. Глядишь, и вправду разберутся…

— С чем?

— С проклятьем.

— Так оно все-таки есть?

— Донесли?

— Рассказала, — признался Демьян и переступил порог комнаты, и дверь прикрыл. От чужой силы слегка мутила, и во рту появился привкус гниловатый, нехороший.

— Даже так? Что ж… Ладислав лучший в своем деле. И упертый… но некроманта Марья точно в семью не пустит, — кажется, Вещерского данное обстоятельство ничуть не огорчило. Скорее уж наоборот выглядел он донельзя довольным. — Идем. Надо связаться кое с кем, заодно уж и твой вопрос решим…

Пальцы у некроманта оказались холодными.

Просто-напросто ледяными. И каждое прикосновение их отзывалось мелкой дрожью, справляться с которой Василиса научилась не сразу.

— Я не отправлял вам цветов, — счел нужным уточнить Ладислав, когда остался с нею наедине.

А ведь Марья не хотела.

Марья вообще глядела на Ладислава так, будто примерялась, как бы половчее выставить его из дому. А уж когда он заявил, что будет говорить с Василисой наедине, так и вовсе закапризничала, уперлась. Упертости же в Марье всегда было с излишком.

Она нахмурилась.

И встала у двери, показывая, что никуда-то не пойдет. А Ладислав, сунув за щеку карамельку, которая нашлась в кармане лавандового его пиджака, сделал вид, что ничего-то не видит, не замечает. Он устроился у окошка, с невероятной для нескладного его тела легкостью сдвинув к этому окошку дубовое кресло.

— Марья…

— А если он тебя обидит?

— Как?

— Как-нибудь… не знаю, — Марья все еще хмурилась. Вот не внушал ей некромант доверия и все тут. — Проклянет.

— Еще раз?

Василисе вдруг стало смешно. И радостно. Оттого, что за нее, за Василису, и вправду волнуются. Искренне. И значит, любят. Тоже искренне. И несмотря на то, что нет у нее ни силы особой, ни красоты, ни, положа руку на сердце, ума. Пускай она вся такая… неудачненькая, но ведь все равно любят же.

И Марья, верно, что-то поняла.

— Я просто волнуюсь, — сказала она почти шепотом. — Ты ведь всегда… такой тихой была… и никогда не жаловалась. И теперь не станешь, даже если…

Она махнула рукой и поинтересовалась:

— Тетушка мое пианино не продала, не знаешь?

— Стоит.

— Тогда я пойду… пожалуй, нервы успокою.

И вышла, оставив Василису наедине с человеком, который никак не походил на некроманта. Нет, теперь Василиса чуяла эхо его силы, да и не было у нее прежде знакомых некромантов, но вот все равно… не походил и все тут. Не бывает у некромантов таких светлых волос, выгоревших вовсе до белизны, а у корней с легкою рыжиной. И веснушек, пусть почти неразличимых на темной коже, тоже не бывает. Не носят они костюмы столь невозможных цветов и карамельки не грызут.

А этот вот.

— Вы садитесь куда-нибудь, — некромант разглядывал Василису так же, как и она его. И стало на минуту страшно, что вдруг да найдет он способ проклятье снять, а заодно уж и награду потребует, как в сказке, руку ее и сердце.

Хотя зачем ему?

И Василиса послушно села. Старое кресло не шелохнулось даже.

— Извините, — сказала она. — Моя сестра обо мне беспокоится.

— Понимаю, — вздохнул некромант, проведя ладонью по непослушным прядям. — И мои тоже… беспокоятся. Вам повезло. У вас она хотя бы одна…

— Две. Но вторая за границей живет. И брат еще. Только он не приехал. Пока.

А ведь приедет.

Услышит про пожар и всенепременно заявится, полыхая пламенем и желанием немедля наказать виновных. И главное будет удержать, убедить, что и без его-то участия разберутся и накажут.

— Тогда сочувствую…

И добавил про цветы. И слегка покраснел. И поспешил объяснить:

— Я в семье самый младший. И поздний ребенок. И все они пытаются обо мне заботиться. И решили отчего-то, что мне их заботы не хватает, а потому немедля жена нужна, но чтобы всенепременно из хорошей семьи, с титулом, с приданым побольше…

Он тяжко вздохнул.

— Ну и чтоб любила меня до безумия. Обязательно. Уже пятый год ищут… я надеялся, не найдут никого, а тут письмо… я бы не поехал, но Вещерский очень просил поглядеть. А я ему обязан.

Ладислав обошел кресло и, взявши за спинку, вновь его развернул.

— Но я жениться не хочу.

— И я не хочу. То есть замуж, — уточнила Василиса. И некромант улыбнулся как-то совсем уж искренне.

— Вот и чудесно, — сказал он. — Будем тогда вдвоем… нехотящие.

— И все-таки…

— Меня попросили разобраться с тем, существует ли проклятье. Видите ли, Василиса Александровна, тот факт, что вас осматривали целители и вынесли заключение…

Ледяные пальцы пробежали по затылку, словно загоняя иглы, одну за другой. Но боли не было. Она ощущала эти иглы внутри головы, и та слегка кружилась, но не сказать, чтобы сильно.

— …ни о чем не говорит. Нас потому и не любят, я имею в виду некромантов, что наша сила диссонирует с силой большинства людей.

— А я думала потому, что вы мертвецов поднимаете.

— Мы? — удивился Ладислав. — Василиса Александровна, уж вы-то образованная девушка и должны понимать, что сделать мертвое живым ни один некромант не сумеет.

— То есть не поднимаете?

Пальцы задержались на шее. Вдруг стало страшно, подумалось, что силы в этих самых пальцах много, что они вполне способны шею Василисину переломить, будто сухую ветку.

— Если рассматривать плоть, как своего рода вместилище энергии, артефакт, пусть и необычного свойства, то да, возможно временно сделать мертвого похожим на живых. Вот только энергии это займет много, а результат… скажите, чего можно ожидать от существа, личность которого исчезла, да и в остальном… подобные… поднятые медлительны и бестолковы. А уж сил жрут…

— Все-таки поднимаете.

— В юности. Эксперимента ради. Мне даже удалось добиться, чтобы дедушка в гробу сел… что? Я был очень активным ребенком. А матушка отчего-то решила, что дар некроманта — зло, и развивать его не стоит. После дедушкиных похорон она передумала и отправила меня учиться. Так что, думаю, дедушка поднялся не зря.