Верила ли я сама в то, что говорила? Не знаю. Денис помолчал, переваривая тонны патетики, которые я на него вывалила. Потом сказал тихо и упрямо:

— Просто я вижу, что снова есть генералы, затевающие войны, и солдаты, которые гибнут в этих войнах. И мне противно…

— Это у тебя военный синдром, — холодно заметила я. — Ты рассуждаешь, как будто вчера вернулся с войны. Как будто так и не повзрослел за эти годы. Честно говоря, это просто смешно.

Маленькая месть, за которую мне тут же стало стыдно… Я так хотела его обидеть, что, кажется, не рассчитала удара.

— Дурочка, — еле слышно сказал он, вставая.

Я тоже вскочила — с жалким, виноватым, испуганным лицом. Что я делаю? Кто тянул меня за язык? Он пришел ко мне как к другу, а я разыгрываю из себя самоуверенную стерву… Как будто это так важно — кто из нас кому сказал «нет»… Надо догнать его, удержать, сказать, что люблю, но я малодушно смотрю ему вслед и не трогаюсь с места. Что же это за любовь такая, если глупые амбиции мне дороже? Наверное, я просто не умею любить. Бросившись ничком на матрас, я завернулась в одеяло с головой и попыталась спрятаться в этой темноте от самой себя.

А утром мы вышли на дорогу к Кровэлу.

— Не стоит брать с собой короля, — сказал Бар, когда мы наконец оказались в долине. — И молодцов наших показывать прежде времени. Отправим в город разведчиков — кого-то из нас, разумеется. Договоримся о судне, которое доставит короля в бухту Нивальд. Миллальфцам купим лошадей, пусть они порознь добираются в Вэллайд. На них можно положиться, я уверен.

— Все равно надо, чтобы кто-то из наших здесь с королем остался, — заметил Сэф.

— Да вот пусть Бар и остается, — не раздумывая, заявил Денис. — Если даже с нами что-то случится, он будет знать, что делать, не так ли?

Судя по тону Дениса, он не мог простить Бару обмана. Но тот принял его решение абсолютно серьезно.

— Есть, командир. Я жду вас до полудня… нет, до заката. Если не вернетесь, буду знать, что вляпались во что-то. И тогда действую по своему усмотрению. А вам советую одеться попроще. Если что — скажете, мол, крестьяне из соседней деревни.

Честно говоря, гардероб, подобранный с помощью миллальфцев, не слишком соответствовал нашей будущей роли. Во-первых, Сэф наотрез отказался снять жемчужную серьгу-передатчик. А уж о том, чтобы сбрить эспаньолку, не могло быть и речи. Во-вторых, лаверэльские крестьянки были гораздо консервативнее горожанок и брюки не носили. А юбок у нас с Ледой, увы, не было. Шелковое платье, подаренное мне в Миллальфе, тоже не годилось. Так что мы остались в своих брюках и сапогах, а сверху напялили холщовые рубахи с широкими, прихваченными манжетами рукавами. Я убрала волосы под берет. Может, сойду за крестьянского мальчика?

Наконец странная процессия, сопровождаемая собакой, тронулась в путь. Я с радостью оглядывалась по сторонам. Неужели мы снова в Шимилоре? Вот и масличные деревья потянулись вдоль дороги. Жаркое лето, которого мы не застали, осело пылью на узких листьях. Кое-где крестьяне, навьюченные корзинами, собирали урожай. На нас они не обращали никакого внимания. Но когда до города оставалось не больше корса и мы уже видели вдали зубчатую стену и белый купол ратуши, нам навстречу в облаке пыли вылетел конный отряд. На пике у одного из всадников развевалось зеленое шимилорское знамя.

— Модит! Еще до города не дошли, — процедила сквозь зубы Леда.

— Если что, стоять на своем, — быстро сказал Денис. — Крестьяне, ничего не знаем, в государственные дела не лезем. И пошли, пошли! Сделайте беззаботные лица.

Беззаботные лица нам удавались с трудом. Я держала руку под курткой, то и дело проверяя, свободно ли ходит пистолет за поясом. Немудрено, что всадники остановились, перегородив нам дорогу.

— Кто такие? — грозно осведомился их седовласый предводитель. Тонконогая, золотистая с шоколадным крапом лошадь с трудом несла его грузное тело. Денис, имеющий наиболее крестьянский вид, вышел вперед, с достоинством поклонился.

— Хороший день, монгарс. Мы из деревни Прошэно, идем в Кромэл за покупками.

Другой всадник, помоложе, вполголоса сказал предводителю:

— Монгарс, это же лазутчики, однозначно. Две девицы в мужской одежде и дворяне, выдающие себя за крестьян. Надо отвести их в город и допросить.

Я нагнулась к Чангу.

— Беги, милый, со всех лап. Можешь сказать Бару, что мы уже вляпались.

И тут ветер с шорохом развернул знамя. Только теперь мы увидели, что зеленое поле пересекает красная маландринская полоса — символ неповиновения королевской власти. А предводитель отряда, который внимательно вглядывался в наши лица, вдруг тяжело соскочил с коня.

— Ба, гарсин, какая встреча! — воскликнул он, срывая берет и склоняясь в глубоком поклоне перед Нолколедой.

— Вот так-так, командир, — присвистнул Сэф. — Это же поклонник твоей супруги!

Немка смущенно покраснела.

— Полно вам, досточтимый Мегедэль. Встаньте. Мы тоже рады вас видеть.

Вниз по Риверону двигалась флотилия легких баркасов. Рыбаки, засучив рукава, ставили паруса по ветру, деловито растягивали по палубе невод. Глядя с берега, пожалуй, невозможно было догадаться, что наше плаванье имеет совсем другие цели…

Надо отдать должное Мегедэлю Амадасу. Узнав Леду, он больше в нас не сомневался и даже счел должным первым рассказать о произошедшем. Оказывается, после нашей памятной встречи в «Медвежьем углу» он вернулся домой в Лефиону. Но скоро заскучал там и с компанией друзей-собутыльнков — таких же разудалых пожилых дворян, как он сам, — отправился в Вэллайд. Покутить, как он выразился. Но и там непоседливый искатель приключений не задержался. В Кровэле жила его замужняя дочь Фриллис, которую он не навещал уже больше года. Трудно было не воспользоваться случаем, ведь из Вэллайда до Кровэла можно добраться за три дня. Мегедэль и его друзья покинули Вэллайд как раз накануне смерти старого короля. О событиях в столице они узнали уже в Кровэле, от мэра города досточтимого Фазерэта Риколаса.

— Мы недоумевали. Этот бастард прибирает власть к рукам — а экспедиция на поиски принца Лесанта не отправлена! Терпеть не могу, когда государственные вопросы решаются где-то за портьерами! Признаю, у себя в Лефионе мы частенько говорили за кружечкой «Кислятины», что король Энриэль уже не тот, что раньше. Да и прежде он больше занимался подготовкой к очередному балу, чем благоденствием государства. А впрочем, мы всегда считали его добрым малым, прими великий Шан его душу. Но есть вещи, господа, которые для дворянина важнее целесообразности. Смена правящей фамилии — это вам не шутки! А этот прохвост Лозэн, что там ни написано в его метриках, — сын своей матери-потаскухи. И никак не может считаться потомком Лесанта Великого. В конце концов, даже если произошло страшное, и королевский род угас, в Шимилоре достаточно семей, состоящих в более законном родстве с королевской семьей, чем Лозэн. И не только в Шимилоре — в Норранте, в конце концов. Пусть соберется Священный Ствол, пусть гербовое министерство изложит свои соображения… Но что бы так?! — возмущался Мегедэль Амадас.