Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она присаживается на корточки, смотрит на меня, ее лицо полно сочувствия.
– Это она, – шепчу я.
– Пока ничего нельзя утверждать наверняка. Мы построили компьютерную модель по фотографии, которую вы передали нам. Имеется соответствие, но, если честно, Бет, полной уверенности нет. Волосы с одной стороны, воротник с другой – они мешают нам замерить челюсть…
Я сжимаю фотографию с такой силой, что она мнется, и Мария осторожно вынимает ее из моих пальцев.
– Где вы это нашли? – Я тянусь к руке Грэма, и его сильные тонкие пальцы переплетаются с моими.
Мария снова садится на диван. Я вижу, что она обеспокоена тем, что поспешила и зашла слишком далеко.
– Это группа бродяг из Америки. Полиция их как-то сфотографировала, но с тех пор прошло уже несколько лет. Фотография хранилась в полицейской базе данных, а моя подруга там работала одно время. Потом уволилась, но ей забыли закрыть доступ к базе, и она время от времени заходит туда. Просто так, посмотреть. Я думаю, любопытство – это наша профессиональная черта. Когда она наткнулась на эту фотографию, позвонила мне.
– Боже мой, дайте я еще раз взгляну.
Она дает мне снимок, но на этот раз неохотно. Это заметно по тому, как она протягивает его. Фото черно-белое, поэтому цвет волос не определить. Зато благодаря контрасту лучше видно строение лица, его костяк. Я касаюсь пальцем снимка. Теперь я уже не так уверена. Или ее образ начинает стираться из моей памяти? Эта мысль ужасает.
– Она красивая.
– Да, Бет, очень.
– А что еще известно? Что еще вам удалось узнать? – лихорадочно требую я. Мне нужно продемонстрировать Марии полное самообладание, чтобы она смело продолжила разговор, не опасаясь, что я лишусь рассудка.
– Не так много. Я говорила с полицейским, который сделал этот снимок. Это было в одном из южных штатов, они разбили там лагерь нелегально. Он думает, что это были или цыгане, или мексиканцы без виз. Это было пару лет тому назад, поэтому он кое-что успел подзабыть. Но он запомнил эту девочку, потому что она отличалась от остальных. На следующий день они уехали, и, я думаю, он вздохнул с облегчением, потому что проблема решилась сама собой.
– А зачем он их фотографировал?
– Я думаю, это была… такая тактическая хитрость.
– Он хотел припугнуть их? – Мне уже хочется взять эту девочку под свою защиту.
– Да, чтобы они уехали.
Вечером все опять оживает. Я подхожу к окну, но ничего не вижу. Огни в доме, огни снаружи – в окне отражается мое собственное лицо.
– Все хорошо, моя родная, – горячо говорю я. – Я знаю, что ты там.
Платье лежит на сцене. Наверное, дедушка разложил его, когда я выходила в туалет. Смешно смотреть на пустое платье. На нем пятна от света, голубые на белом. На шее и груди серебристое нейлоновое кружево, оно поблескивает. На минуту мне кажется, что это я лежу на сцене, плоская и пустая, а настоящая я исчезла.
Думаю, что мне придется его надеть, другого выхода нет. Сил, которые заставляют меня это сделать, очень много. Это Монро и дедушка. Это пустующие стулья. Это все библии, которые приготовлены для продажи, и каждый верующий на этом поле. Но если я сделаю то, чего они требуют, боюсь, что я исчезну, а платье займет мое место.
Я выхожу на улицу, чтобы проветриться. Больше всего на свете я хочу разорвать это платье в клочья, но последуют такие неприятности, что лучше не думать. Я понимаю, что до сих пор боюсь Монро, и вспоминаю, как мама советовала мне: если боишься человека, представь его в глупой ситуации – например как он в пижаме чистит зубы, и страх пройдет. Когда я была маленькая, я представляла себе в таких случаях, что у человека лицо измазано какашками, ничего глупее я не могла придумать. Но Монро с лицом, испачканным какашками, выглядит еще страшнее, поэтому я побыстрее стираю этот образ, засовываю руки в карманы красной куртки и иду по дорожке, пиная камушки.
Тут слышится чудесный голос, мне не сразу удается разглядеть, кто это, поэтому кажется, что это архангел Гавриил спустился с небес и обращается ко мне лично.
– Кармел!
Рядом никого.
– Кармел, а, Кармел! Это ведь ты?
Я оглядываюсь – это Нико. Я уверена, что это он. Он стал выше ростом и превратился в настоящего красавца. Он стоит возле входа в одну из палаток, такой высокий и красивый, он гораздо лучше архангела Гавриила.
Мои заботы мне кажутся смешными, когда я вижу его. Я столько лет ждала этого момента.
Нико подходит ко мне, и он такой высокий, что мне приходится задирать голову, чтоб видеть его лицо.
– Привет, – говорит он. – Мы не виделись с самого детства.
Во время разговора я размахиваю руками, как будто плыву, потому что боюсь потерять равновесие и упасть.
– Нико. Ты теперь говоришь, как настоящий американец.
– Ты тоже.
– Правда?
Странно, что человек обычно не понимает, как его речь воспринимается со стороны.
Я вспоминаю его сестру, но не уверена, что о ней следует спрашивать сейчас. И все же спрашиваю:
– Как твоя сестра, она… здесь?
– Нет, но она жива. – Он улыбается, и я покрываюсь мурашками, мурашками счастья.
Он хочет перевести разговор на другую тему и раздумывает, что бы сказать, потом говорит:
– Посмотри на себя – у тебя все пуговицы застегнуты неправильно.
И он медленно расстегивает блестящие желтые пуговицы на моей куртке и застегивает их, как положено. Пока он делает это, я дрожу и надеюсь, что он этого не замечает.
– Кармел? – До нас долетает дедушкин голос из палатки. Как мне хочется, чтобы он убрался куда-нибудь.
– Что, старикан с теткой по-прежнему таскают тебя за собой?
– Дороти ушла от нас.
– Кармел… – В дедушкином голосе появляется недовольство.
– Ну, пока. – Нико пальцем щелкает по моей пуговице, она тихонько тренькает. – Найду тебя потом.
– Кармел…
Я смотрю, как Нико уходит, руки в карманах. Мне хочется вернуть его или побежать за ним, но я стою и просто смотрю. И мне так грустно видеть, как он уходит, так печально, словно он и впрямь архангел и только он один мог бы спасти меня.
– Кармел, ты нужна нам…
Нико ушел далеко, стал совсем маленьким, и мое внимание переключается на небо. Какой странный свет. Неужели его вижу только я? На минуту все поле окутывает тишина. Даже палатку, где продают будильники для напоминания о времени молитвы, футболки с надписью «СПАСЕННЫЙ» на груди, распятия, которые подвешивают в автомобиле, маленькие белые библии, которые кладут в гроб с младенцами. И даже большую палатку у входа, в которой каждый час проводятся часовые молебны. Затем налетает порыв ветра. Потом слышится голос. Непонятно чей. Кажется, будто говорят по радио.