ею проложенным тропам.

Или, стремясь своими самостями жизни и плоти,

Они цеплялись за нее для опоры их сердца и пищи:

Они не могли остального увидеть в видимом свете;

Смутно они ощущали ее внутреннюю мощь.

Или, связанные чувствами и стремящимся сердцем,

Обожая человеческой мутной любовью,

Они не могли ухватить дух тот могучий

Или измениться близостью, чтобы стать как она.

Некоторые чувствовали ее душами и с ней трепетали;

Величие чувствовалось близко, но по за пределами хватки ума;

Видеть ее было к обожанию призывом,

Быть близко к ней давало высокого общения силу.

Так люди поклоняются богу слишком великому, чтобы его знать,

Слишком высокому, слишком широкому, чтобы носить ограничивающую форму,

Они ощущают Присутствие и повинуются мощи,

Обожают любовь, чей восторг проникает им в грудь;

Следуют пылу божественному, оживляющему сердца удары,

Закону, возвеличивающему сердце и жизнь.

Открыт для дыхания новый, более божественный воздух,

Открыт человеку более свободный и счастливый мир:

Он видит ступени высокие, взбирающиеся к Себе и к Свету.

Ее божественные части звали верность души:

Душа видит, она чувствует и божество знает.

Ее воля влияла на натуры их действия,

Ее сердца неистощимая сладость сердца их манила,

Они любили существо, чьи границы их границ были больше;

Ее меры достичь они не могли, но ощущали ее прикасание,

Отвечая ответом цветка солнцу,

Они себя ей отдавали и больше не спрашивали.

Более великую, чем они сами, слишком широкую для их кругозора,

Их умы понять не могли, ни узнать целиком,

Их жизни ей отвечали и двигались по ее слову:

Они чувствовали божество и слушались зова,

Отвечали ее руководству и ее работу делали в мире;

Их натуры, их жизни двигались, ею принуждаемые,

Словно правда их собственных более обширных самостей

Принимала аспект божественности,

Чтобы их поднять за пределы их земного естества.

Они ощущали, что более обширное будущее их прогулку встречает;

Она держала их за руки, она выбирала им путь:

Они были движимы ею к великим вещам неизвестным,

Вера вела их и радость себя ощущать, принадлежащими ей;

Они жили в ней, на мир ее глазами смотрели.

Некоторые поворачивались к ней против своих природных наклонностей;

Разрывались между удивлением и мятежом,

Притягиваемые ее красотой, подчиненные ее волей,

Захваченные ею, владеть ею старались,

Нетерпеливые подчиненные, их связанные стремящиеся сердца,

Прижимающие крепко оковы, на которые всего больше и жалуются,

Ругали ярмо, по которому плакали бы, потеряв,

Великолепное ярмо ее красоты и любви:

Другие следовали ей со слепыми желаниями жизни

И, требуя все от нее, как от своей исключительной собственности,

Спешили захватить ее сладость, для всех предназначенную.

Как земля требует свет лишь для своей обособленной надобности,

Требуя ее лишь для своих единственных ревнивых объятий,

Они просили от нее движений, ограниченных подобно их собственным,

И на свою малость жаждали любимого отклика.

Либо жаловались, что она превосходит их хватку

И надеялись привязать ее близко веревками страсти.

Или, находя ее касание желанное слишком сильным, чтобы сносить,

Они обвиняли ее в тирании, ими ж любимой,

Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца,

И, страстно желая великолепия, от него отрекались.

Сердито влюбленная в ее страстный сладостный луч,

Их земная слабость его переносила с трудом,

Они стремились, но от касания кричали желанного,

Не умеющие так близко встречать божество,

Нетерпимые к Силе, они не могли ее поселить.

Некоторые, против воли ее божественным влиянием ведомые,

Терпели ее как сладкие, но инородные чары,

Неспособные подняться на уровни слишком величественные,

Они стремились притянуть ее вниз, на собственную землю.

Или, принужденные сосредоточить вокруг нее их страстные жизни,

Они надеялись к человеческим нуждам их сердец привязать

Ее славу и грацию, что покорила их души.

Но в этом мира те сердца, что на ее зов отвечали,

Ни одно не могло стать ей супругом и ровней.

Тщетно сгибалась она, на них свои высоты равняя,

Слишком чист был тот воздух для дыхания маленьких душ.

Поднять эти дружеские самости к своим собственным широким просторам

Ее сердце желало и наполнить своей собственной силой,

Чтобы более божественная Мощь могла войти в жизнь,

Дыхание Божества — возвеличить человеческое время.

Хотя она склонялась к их малости,

Своими сильными и страстными руками накрывая их жизни,

С сочувствием относилась к их желаниям и нуждам,

На мелководье в толщу волн их жизней ныряла,

Встречала и разделяла их пульс горя и радости

И наклонялась, чтобы исцелить их страдание и гордыню,

Расточая могущество, что было ее на ее одинокой вершине,

Чтобы поднять на нее их стремления крик,

И хотя она вела в свою ширь их души

И молчанием своих глубин окружала,

И держала, как великая Мать свое держит чадо,

Лишь ее земная поверхность их бремя несла

И с их смертностью свой огонь смешивала:

Ее более великая самость жила одиноко, незатребованная, внутри.

Чаще в суматохе и покое бессловесной Природы

Близость она могла ощутить безмятежно одну;

Сила в ней земли субчеловеческие раздумья притягивала;

И в простор и свободный восторг своего духа

Она присоединяла пылко раскрашенные великолепные жизни

Животных, птиц, цветов и деревьев.

Они отвечали ей своим простым сердцем.

В человеке что-то смутное живет нарушающее;

Он знает, но отворачивается от Света божественного,

Предпочитая падения невежество темное.

Среди многих, кто ею привлеченным пришел,

Ни в ком она не находила партнера по своим высоким задачам,

Друга себе, свою другую себя,

Что был бы создан с ней, как Бог и Природа, единым.

Некоторые приближались, были затронуты, ловили огонь, и слабели.

Слишком велико ее требование, слишком чиста ее сила.

Так, освещая вокруг себя землю, как солнце,

Однако в своем глубочайшем небе на орбите своей далека,

Дистанция отделяла ее даже от самых близких.

Могуча, обособлена ее душа, как живут боги.

Как еще не связанная с обширной человеческой сценой,

В малом кругу юных, пылких сердец были

Ее существа ранняя школа и владения замкнутые,

Ученик в делах земной жизни,

Она учила свою небесную часть сносить его прикасание,

Довольная в своем саду богов маленьком,

Как цветок, что распускается в непосещаемом месте.

Земля вскармливала живое пламя, пока несознательное,

Но что-то глубоко шевелилось и смутно знало;

Там было движение и страстный зов,

Радужное греза, надежда золотой перемены;

Какое-то тайное крыло в ожидании било,

Растущее чувство чего-то нового и редкого,

И красота пробирались сквозь сердце Времени.

Затем ее слабый шепот ее коснулся земли,

Словно дышала нужда затаенная, которую угадывает душа;

Глаз великого мира обнаружил ее,

И удивление подало свой голос барда.

Ключ к Свету хранился