– Папа, п-прости, – бормочет она слабым голосом. – Я просто…

Мидраут подходит к ней, не говоря ни слова.

– Папочка, нет, я просто хотела… Папочка, пожалуйста, не надо!

Мидраут протягивает к ней руку – и все заливает чернота.

Крики Лотти затихают. Я должна увидеть больше – что он с ней сделал? Я должна суметь, нужно только как следует постараться…

– Ферн! – внезапно кричит Олли. – Ферн, прекрати! Что ты делаешь? Остановись бога ради!

Я отодвигаюсь от Лотти и в ужасе вижу, как она без сил падает на спинку скамьи, ее глаза расширились, и она открывает и закрывает рот, как те рыбины в озере рядом с нами. Я осматриваю ее, ищу кровь, – но крови нет. Я ощупываю свое лицо – все в порядке. Я смотрю на Олли, пытаясь понять, почему он вынудил меня остановиться, когда я была уже так близка к тому, чтобы найти ответы. Но Олли смотрит не на меня. Он смотрит на что-то позади меня. Я оборачиваюсь – и холодею от страха.

На краю лужайки стоят лорд Элленби и Самсон. Их полные ужаса глаза устремлены на меня.

Олли снова меня предал.

Наверное, это лорд Элленби тащил меня за руку. Наверное, это он с такой силой втолкнул меня в свой кабинет, что я ударилась о стену с болезненным криком. Но я точно так же разъярена, как и он; каждая клеточка моего тела готова к бою. Все они могут катиться к черту, если уж на то пошло. Элленби. Самсон. Олли. В особенности Олли. То, как он мгновенно отступил, едва показался лорд Элленби, как он избегал моего взгляда и молчал, хотя должен был объяснить лорду Элленби, что идея принадлежала ему самому. Это новое предательство жжет меня изнутри, как яд.

– Пытаешь сновидца, Ферн? Ты теперь решила именно так использовать свою силу?

– Вы велели мне найти способ. Нам нужна эта информация!

– Но не так, Ферн! – в отчаянии восклицает лорд Элленби. – Я говорил, что нужно искать нечто очевидное, а не мучить ее, черт побери! Ты хоть осознаешь, как это начинается? Думаешь, Мидраут всегда был таким, какой он теперь? Разве не понимаешь, что он оправдывал свои преступления точно так же, как это делаешь ты?

– Я это сделала для вас! – говорю я.

Но я знаю, что это не совсем правда. Я это сделала ради мамы, ради Рамеша и себя самой. Боль и страх на лице Лотти никогда не уйдут из моей памяти, но я говорю себе, что дело того стоит.

– Он собирается убить тысячи людей, а вы тревожитесь из-за одного сновидца?

– Я тревожусь о каждом сновидце, – возражает лорд Элленби. – Я тревожусь обо всех моих танах и обо всех других танах, Ферн. Я боюсь, что Мидраут может победить. Но как только я перестану беспокоиться об одном, я могу точно так же перестать беспокоиться обо всех. Разве ты не понимаешь?

Он подходит к стене, прижимает к ней ладони. И очень долго молчит. Я остро ощущаю деревянные панели, к которым прислоняюсь спиной. Когда лорд Элленби снова начинает говорить, его голос звучит совершенно спокойно.

– Так скажи мне, что делать, мисс Кинг.

– Что делать?

– Ты меня поставила в невозможное положение. В обычных обстоятельствах я должен был бы отправить тебя к морриганам из-за твоего поступка. Но ты слишком ценна для меня.

Я не знаю, что на это ответить. Когда гнев лорда Элленби уступает место смирению, я тоже прячу свою ярость внутри, где ей и следует оставаться, где она пряталась все это время.

– Твоей матери не хотелось бы, чтобы ты сделала то, что сделала, – говорит лорд Элленби. – Если бы она знала, что ты стала такой, она бы ни за что не взяла с меня ту клятву.

– Простите, – шепчу я, сразу чувствуя себя опустошенной при мысли о мамином разочаровании.

Лорд Элленби снова поворачивается ко мне:

– Пока мы оставим все это и потом обсудим, как нам справиться с ситуацией.

– Нет, – говорю я.

– Ферн?

– Я не могу.

Крик Лотти, ее искаженное лицо. Я хотела увидеть, что сделал с ней Мидраут, но зачем? Он ведь сделал с ней точно то же, что и я. Два человека, которые должны были ее защищать, – ее отец и давший клятву рыцарь – вместо этого мучили ее ради собственных целей. И что, я теперь встала на такой путь? Вслед за Мидраутом, позволяя своей силе взять верх над совестью, верить, что я стою выше добра и зла?

Рамеш думал, что на самом деле я лучше, но правда в том, что это не так. Он думал, что я рождена быть рыцарем, но он ошибался.

– Вы не должны были позволять мне пройти Испытание, – говорю я лорду Элленби.

Осознание того, что я подвела Рамеша, слишком сильно. Я снова вижу ужас на его лице, когда он поймал меня рядом с Дженни. А теперь это было бы еще в десять раз сильнее. Лотти более чем невинна: собственный отец удерживает ее во сне, не принадлежащем ей самой. Только так я могу расценить то, что происходило в ее спальне. А я освободила ее от кошмара только затем, чтобы ввергнуть в другой, еще более мучительный.

– Я не рыцарь, – говорю я.

– Ты…

– Я ухожу в отставку.

И тут же меня охватывает уныние.

– Нет. Ферн. Пожалуйста. Я ценю твой жест, но ты нужна нам…

– Я не могу это делать, – говорю я. – Мне очень жаль. Я не могу превратиться в того человека. Не могу.

Я выскакиваю из кабинета, проталкиваюсь между рееви и харкерами к выходу из замка.

– Ферн! – кричит мне вслед Рейчел. – Ферн, что случилось?

Рыцари, услышав шум, выходят из зала. Олли нигде не видно, но я замечаю Фебу и Райфа – на их лицах недоумение. За ними – Самсон. Он мрачен. Я вижу его разочарование и осуждение. И это, как ничто другое, говорит мне, что я принимаю правильное решение.

Я бегу к платформе, которая должна вернуть меня в Итхр. Из открытой двери замка меня окликают и другие голоса. Я нашариваю в кармане мамино зеркало. Открывая его, я оглядываюсь. Они там – все они. Феба, Райф, Самсон. Феба что-то кричит, но свет из зеркала отражается от камня и заглушает ее голос. И когда этот свет охватывает меня, я соображаю, что даже не попрощалась.

Уверенность в том, что я поступила правильно, тает еще до восхода солнца. Наверное, это похоже на потерю первой любви. Истощение, что накатывает волнами, оставляет за собой пустоту. Безудержные слезы усиливают головную боль, я только и думаю о том, как мучила Лотти. И содрогаюсь от рыданий каждый раз, когда вспоминаю, что никогда больше не войду в замок, не окажусь в Аннуне, не сяду на мою милую Лэм. Решит ли она, что я ее бросила? И я никогда больше не увижу своих друзей. Единственных своих друзей, они теперь в другом мире, который я уже не смогу посетить.

Когда слезы наконец иссякают, меня охватывает полное оцепенение. Но как только я начинаю думать о том, чтобы вытащить себя из постели и начать новый день, кто-то с грохотом взбегает по лестнице и стучит в мою дверь. И приоткрывает ее, не ожидая ответа.