Вот что открыл мне Великий Дух Маниту! Вожди Инчу-Чуна и Виннету и наш бледнолицый вождь Сэки-Лата уезжают со своими белыми и краснокожими воинами, чтобы отвезти в город белых молодую дочь нашего племени Ншо-Чи. Добрый Маниту будет оберегать их во время пути, и они возвратятся счастливо домой. Ншо-Чи останется там, а потом тоже вернется. Но одного из них мы не увидим больше никогда.

Он замолчал и опустил голову, чтобы выразить свое сожаление по поводу грустного пророчества.

— Уфф! Уфф! Уфф! — пораженные краснокожие заволновались, но никто не посмел задать вопрос: кого?

Колдун молчал, и Сэм Хокенс не выдержал:

— Кто же не вернется? Скажи нам, шаман!

Тот погрозил ему рукой, повременил, затем поднял голову, остановил свой взгляд на мне и воскликнул:

— Лучше бы меня не спрашивали! Я не хотел говорить, но любопытный бледнолицый, Сэм Хокенс, заставил меня открыть его имя. Мы больше не увидим Сэки-Лату! Смерть настигнет его. И пусть те, кому я предсказал счастливое возвращение, держатся от него подальше, если не хотят тоже умереть! Рядом с ним они в опасности, а вдали — спасены! Это открыл мне Великий Дух! Хуг! И он вернулся в фургон.

Краснокожие, глядя на меня, громко выражали свое сочувствие.

— Что этому бездельнику пришло в голову? — возмутился Сэм. — Вы умрете? Только такая глупая башка могла до такого додуматься! У него все мозги высохли! С чего он это взял?

— Лучше спросите, что за этим кроется! Он не любит меня, ни разу не заговорил со мной. Впрочем, я платил ему тем же и просто не замечал его. Боится, как бы мое влияние на вождей не перекинулось и на остальных, а тут подвернулся подходящий случай, вот он и напророчил мне беду.

— Ну, я ему сейчас задам! Пара хороших тумаков…

— Стойте, Сэм! Не стоит принимать глупости так близко к сердцу.

Инчу-Чуна, Виннету и Ншо-Чи, услышав такое пророчество, озабоченно переглянулись. Не знаю, поверили они в него или нет, зато прекрасно понимали, какое воздействие оно окажет на всех присутствующих. С нами должны были отправиться тридцать воинов, но если они поверили, что пребывание рядом со мной несет смерть, переубедить их будет невозможно. Раз предсказание не изменить, значит, надо смягчить его силу. Моментально сообразив это, Инчу-Чуна и Виннету на виду у всех взяли меня за руки, и Инчу-Чуна громко, чтобы все услышали, сказал:

— Братья мои и сестры! Слушайте меня! Наш брат шаман умеет заглядывать в будущее, и то, что он предвидел, часто сбывалось. Но мы не раз убеждались, что он тоже ошибается. Обещал во время засухи дождь, но тот до сих пор не прошел. А перед последним походом на команчей сулил нам большие трофеи, а мы же, одержав победу, получили лишь несколько старых кляч и три дрянные винтовки. Советовал прошлым летом идти на реку Тояли, где пасутся стада бизонов, и мы последовали его совету, но добыли так мало мяса, что зимой чуть не умерли с голоду. Я могу вспомнить и много других случаев. Увы, зрение порой ослабевает. Может, он и сейчас ошибается, когда говорит о нашем друге, Сэки-Лате. Я предаю его слова забвению. Призываю сестер и братьев моих поступить точно так же. Посмотрим, сбудутся ли они.

И тут неожиданно вмешался Сэм:

— Не будем ждать, и не надо ждать, потому что есть способ сразу проверить, правду ли сказал шаман.

— О каком способе говорит мне мой бледнолицый брат? — удивился вождь.

— Сейчас скажу. Не только у краснокожих имеются шаманы, умеющие видеть будущее, и самый великий из бледнолицых шаманов — это я, Сэм Хокенс!

— Уфф, уфф! — удивились апачи.

— Да, да, удивляйтесь! Вы же принимали меня за самого обыкновенного вестмена, и все потому, что вы меня не знаете. Я вам не какой-нибудь первый встречный бродяга. Вы меня еще узнаете! Пусть воины возьмут томагавки и выкопают в земле узкую, но глубокую яму.

— Мой брат хочет заглянуть внутрь земли? — спросил Инчу-Чуна.

— Да, так как будущее сокрыто или в чреве земли, или в звездах. Но сейчас, ясным днем, звезд не видно, поэтому я обращаюсь к земле, доходчиво объяснил Сэм.

Несколько индейцев бросились копать томагавками яму в земле.

— Бросьте валять дурака, Сэм, — шепнул я. — Если краснокожие поймут, что вы водите их за нос, дело может принять совсем нежелательный оборот!

— Я валяю дурака? Вожу за нос? А как называется то, что выделывал тут их шаман? Не водил за нос? Что можно ему, позволительно и мне, чтоб мне лопнуть, уважаемый сэр. Я знаю, что делаю. Отойдите и не мешайте мне колдовать. Если мы ничего не предпримем, то воины, которые пойдут с нами, начнут сторониться нас.

— Вы, конечно, правы, но умоляю вас: не ломайте комедию!

— Никаких комедий не будет! Не волнуйтесь!

И все-таки мне стало как-то не по себе. Я прекрасно знал склонность Сэма к шуткам. Надо было остановить его, но Сэм уже направился к индейцам, чтобы показать, какой глубины рыть яму.

Когда яма была готова, он приказал воинам вернуться на свои места, а сам снял кожаную куртку, застегнул ее на все пуговицы и водрузил над ямой, так что теперь старая хламида напоминала деревянную трубу. Покончив с приготовлениями, он сделал трагическое лицо и воскликнул:

— Мужчины, женщины и дети апачей сейчас увидят, что я, бледнолицый кудесник, буду делать, и удивление охватит их! От моих волшебных заклинаний разверзнется земля, и я увижу, что нас ждет в ближайшем будущем!

Отойдя на несколько метров от ямы, он медленно и торжественно стал описывать вокруг нее круги, повторяя, к моему величайшему удивлению, таблицу умножения, причем так быстро, таким гнусавым голосом и с такими ошибками, что не только индейцы, но и мы почти не разбирали слов. Дойдя до умножения на девять, он ускорил шаг и для разнообразия принялся быстро подскакивать вокруг куртки, громко завывая и размахивая руками. Набегавшись и накричавшись до хрипоты, он подошел к куртке, несколько раз низко ей поклонился и засунул голову в горловину, чтобы заглянуть внутрь ямы.

Я страшно волновался, наблюдая за его кривляньем, однако, оглядевшись, понял, что краснокожие весьма серьезно воспринимают этот спектакль. Лица обоих вождей по-прежнему выражали спокойствие, хотя, несомненно, Инчу-Чуна догадывался, что Сэм ломает комедию.

Старый хитрец продержал голову внутри куртки примерно минут пять, при этом размахивал руками, словно видел перед собой страшные и необыкновенные картины. Наконец с важным видом вытащил голову, расстегнул куртку, надел ее вновь на себя и обратился к собравшимся:

— Пусть мои краснокожие братья зароют яму, потому что,