— Вы про Дэвида Слоуна? — спросил Пойдрас.

— Имя его мне неизвестно, но фамилия — да, Слоун. Он из фирмы «Трезубец».

— Ничего подобного. Он давно уже работал в поместье. Когда к делу подключился «Трезубец», Слоун возглавил персональную охрану Вэнса. И поддерживал связь с фирмой. Он лично приходил к вам домой?

— Да. Постучал в дверь и сказал, что его прислал Вэнс — узнать, как продвигается дело. Но старик велел мне отчитываться только перед ним. Потому-то я и отшил Слоуна.

После этого Босх показал Пойдрасу карточку Вэнса с телефонным номером. Рассказал детективу, как несколько раз звонил и оставлял сообщения и как на последний звонок ответил Слоун. Выслушав его, Пойдрас лишь кивнул — должно быть, мысленно подшил эту информацию к остальным фактам дела. Он не сказал, нашла ли полиция секретный телефон со списком звонков. Не спросив разрешения, Пойдрас сунул карточку в карман рубашки.

Босх тоже сопоставлял новую информацию с тем, что уже было ему известно. Пока что у него складывалось впечатление, что узнаёт он больше, чем рассказывает. Он фильтровал слова Пойдраса сквозь решето собственных знаний, но что-то не стыковывалось. Была в этом деле какая-то загвоздка, но Босх никак не мог понять, что именно ему не нравится.

— Считаете, за убийством стоит кто-то из корпорации? — спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Я уже сказал: мы считаем, что за убийством может стоять кто угодно, — ответил Пойдрас. — Некоторые люди в совете директоров давно уже ставили под вопрос компетенцию Вэнса и старались от него избавиться. Но он всегда получал нужное количество голосов. Ясно, что некоторым он поперек горла стоял. Оппозицию возглавлял человек по имени Джошуа Батлер. Сейчас он, скорее всего, станет председателем совета директоров. Вопрос всегда в том, кому выгодно убийство. Кто сорвет самый большой куш. Так что его мы тоже прорабатываем.

То есть Батлер был подозреваемым. Понятно, что сам он никого не убивал. Полиция разбиралась, мог ли он быть организатором этого преступления.

— Убийство, спланированное в совете директоров? Что ж, такое бывало и раньше, — заметил Босх.

— Бывало, — согласился Пойдрас.

— Что насчет завещания? Слышал, сегодня начали процедуру утверждения. — Босх надеялся, что вопрос прозвучал непринужденно — как естественное продолжение разговора о руководстве корпорации.

— Сейчас рассматривают завещание, которое Вэнс оформил у корпоративного юриста в девяносто втором году, — ответил Пойдрас. — После него завещаний составлено не было. Тогда Вэнс, по всей видимости, заболел раком и хотел, чтобы переход власти был максимально прозрачным. Все его имущество отходит корпорации. Есть там пункт насчет наследника — по-моему, он называется кодицилл[11], — добавленный годом позже. Но если наследник не объявится, все будет передано корпорации, под контроль совета директоров. Все, включая материальные компенсации и выплаты премий. В совете сейчас восемнадцать человек, ожидающих, что в их распоряжении окажется шесть миллиардов баксов. Понимаете, о чем речь, Босх?

— Восемнадцать подозреваемых, — кивнул Босх.

— Верно. И все восемнадцать — затворники. Люди весьма небедные. Могут спрятаться за спинами адвокатов, за каменными стенами, да где угодно.

Босху нужно было знать, что говорится в кодицилле. Но если задавать слишком много вопросов, Пойдрас может заподозрить, что на Вьетнаме поиски наследника не закончились. Лучше подождать, пока Холлер не раздобудет копию завещания девяносто второго года.

— Когда вы приходили к Вэнсу, Ида Форсайт была в особняке? — спросил Пойдрас.

Это был неожиданный поворот — в сторону от версии о корпоративном убийстве. Босх знал, что хороший следователь никогда не станет вести прямолинейный разговор.

— Да, — ответил он. — На встрече она не присутствовала, но проводила меня в кабинет.

— Интересная женщина, — сказал Пойдрас. — Служила у Вэнса даже дольше, чем Слоун.

Босх молча кивнул.

— Скажите, вы виделись с ней после встречи с Вэнсом?

Босх помолчал, обдумывая вопрос. Во время беседы любой толковый детектив рано или поздно задает вопрос-ловушку. Гарри вспомнил, как Ида Форсайт говорила, что за ней следят. Пойдрас и Фрэнкс явились к нему домой в тот же день, когда он ездил в Южную Пасадену. Совпадение?

— Вы и так знаете ответ на этот вопрос, — сказал он. — Вы или ваши люди сегодня видели меня возле ее дома.

Едва заметно улыбнувшись, Пойдрас кивнул. Босх прошел проверку.

— Угу, мы вас видели. И все думали, зачем вы туда явились.

Чтобы выиграть время, Босх пожал плечами. Он знал: весьма вероятно, что полицейские постучали в дверь Форсайт через десять минут после его ухода. И уже знают все, что он рассказал Иде насчет завещания. Но в таком случае Пойдрас выстроил бы разговор иначе.

— Просто подумал, что она славная старушка, — улыбнулся Босх. — Решил принести ей соболезнования: как-никак, она столько лет работала на Вэнса. И еще хотел выяснить, что ей известно о его смерти.

Пойдрас помолчал. Очевидно, он пытался понять, не лжет ли Босх.

— Точно? И больше ничего? — настойчиво спросил он. — Когда вы стояли у двери, не похоже было, что старушка рада вас видеть.

— Она думала, что за ней следят, — пояснил Босх. — И была права.

— Как я уже говорил, мы подозреваем всех, пока не будет доказано обратное. Она нашла тело. Следовательно, она в списке подозреваемых. Даже если единственная ее выгода в том, что она потеряла работу.

Босх кивнул. Сейчас он скрывал от Пойдраса ключевую информацию: молчал о завещании, которое оказалось у него в почтовом ящике. Но головоломка постепенно складывалась, и Босху нужно было подумать, прежде чем раскрывать свой главный козырь. Он сменил тему:

— Вы прочли письма?

— Какие письма? — спросил Пойдрас.

— Вы говорили, что в воскресенье Вэнс вызвал Иду Форсайт, чтобы написать какие-то письма.

— Их так и не написали. Она вошла в кабинет и обнаружила за столом тело. Похоже, Вэнс не впервые вызывал ее в воскресенье, чтобы продиктовать письма.

— Что за письма? Деловые? Личные?

— Я так понял, что личные. Вэнс был человек старомодный, электронную почту недолюбливал. По-моему, это даже мило. Он заранее выложил на стол писчую бумагу.

— То есть она приходила записывать письма от руки?

— Я об этом не расспрашивал. Но бумага лежала на столе, рядом с его пафосной ручкой. Думаю, для писем. А почему вы спрашиваете, Босх?