образованию (он закончил Тимирязевскую сельскохозяйственную академию), позднее принявшем сан и с 1949 г. служившем в храме Положения Ризы Господней на Донской улице в Москве. «Человек удивительной духовной красоты и прирожденного пастырского служения» (Е. Б. Пастернак), протоиерей Николай Голубцов стал духовным отцом Марии Вениаминовны Юдиной, под его влиянием изменившей свое отношение к Московской патриархии и вспоминавшей как о великом счастье быть среди его паствы (рукопись дневника М. В. Юдиной, личный архив Д. М. Сегала). О его пастырской роли в судьбе Б. Л. Пастернака известно со слов М. В. Юдиной, говорившей об этом в своих концертах [Рудник 2001: 135].

Неудивительно, что этот же священник сыграл существенную роль в становлении на пастырский путь отца Александра Меня, как и указывает Сегал, автор статьи. Этот ярчайший пример двойственного, если не сказать изломанного, отношения к еврейско-русской и иудео-христианской страте в тогдашней либеральной или христианоориентированной, но не воцерковленной до определенного момента среде показывает то вещество мыслительного русско-еврейского «Соляриса», из которого происходит как стилистика, так и идеология с теологией и телеологией «Искупления Юдина».

С этим же связана и проходящая через весь роман андрогинная, если не гермафродитическая тема. Однажды хирургу Юдину даже приходится иссечь у двуполого героя Евсея женские части тела андрогина. Понятно, что без «Пола и характера» еврея-антисемита О. Вайнингера здесь не обойтись. Ведь женственный еврей и есть суть его сочинения. Равно как нельзя забывать и о «вечно бабьем в русской душе», как откликнулся на книгу В. В. Розанова «Война 1914 года и русское возрождение» (1915) Н. А. Бердяев. В этом случае иссечение женского из мужского тела и есть метафора появления мужественных евреев, о которых размышляла христианка Н. Я. Мандельштам, и одновременно оставление русско-женственного в Сарматии перед уходом евреев в Палестину. Не будем продолжать все эти перечисления мотивов, источников и отсылок. Иначе придется вспомнить, что и отец Павел Флоренский (в письмах под псевдонимом Омега) в «Обонятельном и осязательном отношении евреев к крови» В. В. Розанова предлагал евреев просто кастрировать (такая мистическая «хирургия» уже привлекала к себе наше внимание [Кацис 20066]).

Впрочем, сейчас я читаю «Искупление Юдина» уже через 15 лет после его выхода в свет и чуть ли не через 40 лет после начала работы над ним автора. Неудивительно, что и читательский опыт в моем случае выявляет то, что было скрыто от современника романа при первом чтении, или выявляет и эксплицирует на языке науки то, что, говоря словами «Грифельной оды» Мандельштама, «там царапалось, боролось» в 1960-80-е годы. Сегодня мы многое из этого можем «понять» не только «с голоса». И дело не в источниках романа, которые можно выявлять с большей или меньшей точностью. Для меня куда важнее понять базовую теологему романа.

В одном из эпизодов романа обсуждается вопрос о том, в будущем или в настоящем (современном) времени происходит его действие. Казалось бы, уже достаточно Пластунких гор (название «Пластунка» анаграмматически намекает на Палестину), Бриттов (то есть англичан-колонизаторов), Службы Безопасности (то ли НКВД-КГБ, то ли SD в названии СБ); заметен и промельк диссидентов. Но дело не только и не столько в этом. Каждый, кто имел дело с протестантскими проповедниками, коих всегда хватало и в позднем СССР, и в постсоветской России, всегда получал двуязычную (русско-древнееврейскую) Библию со словами: так это же ваша – еврейская – книга. И неважно, есть с ней в комплекте Евангелие или нет. Важно, что это путь к «Евреям за Иисуса»! Именно в этом и состоит игра. Достаточно перевести у пророка, например Исайи, фразу «Я сказал, и я приду» как «Я сказал, и я пришел» (в иврите союз «и», обозначаемый буквой «вав», находясь перед глаголом, часто меняет его время), как иудейское «приду» превращается в христианское «пришел». Шраер-Петров выбирает третий вариант: будущее время, а не современность! Точнее, и прошлое, и будущее – как и понимаются пророчества в иудаизме.

И это очень важно. Какой бы ни была современность – иудейской, христианской, иудео-христианской, – будущее может быть и первым, и вторым пришествием Мессии-Машиаха. В любом случае это постхристианское, но иудейское время. Не забудем, что герой третьего из «Трех разговоров» В. С. Соловьева, Антихрист, именно христианскую эру и хотел завершить, начав свою – пост-Новую! И если бы евреи дали ему это сделать, ситуация осталась бы все той же: иудео-христианской с неразрешенным мессианским вопросом. В ортодоксальном иудаизме наиболее крайние его направления не признавали или все еще не признают Израиль из-за немессианского характера еврейского государства. Следовательно, смысл новому Исходу может придать в двойственной иудейско-христианской ситуации, в которой находится сознание советских ассимилированных евреев, лишь Машиах, который (в соответствии с идеологией «Евреев в СССР» или «Трепета забот иудейских») сумеет воскреснуть безо всякого вознесения, а просто окажется «против солнца на земле».

Обратимся теперь к области медицины, фармакологии, какой бы фантастической она ни была в романе, и, разумеется, микробиологии. Шраер-Петров рождается как писатель из духа микробиологии, которой посвящена его мемуарная книга «Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами» (2010). И это тоже оказывается значимо именно с еврейской точки зрения. Ведь по разного рода антисемитским поверьям, именно евреи отравляли колодцы во время чумы, именно еврейство рассматривалось антисемитами как зараза в обществе. В случае же Шраера-Петрова мы видим, как микробиолог, достаточно ассимилированный еврей, входит в русскую литературу, в ту самую литературу, где десятилетиями боролись с «мускусом иудейства», с его малейшей частицей и те, кто шел и по пути Пастернака, и те, кто проповедовал так называемый асемитизм, как определял это В. Жаботинский. Эти люди любым путем пытались помешать проникновению евреев в русскую литературу, предотвратить то, что воспринималось ими, по аналогии с медициной, как «осеменение», то есть медленное распространение больных клеток по организму.

Раз уж мое понимание «Искупления Юдина» откровенно включает в себя не только читательский, но и исследовательский опыт, не могу не коснуться одного момента воспоминаний Шраера-Петрова, где он рассказывает о воинской службе в маленьком белорусском городе Борисове в 1958–1959 годах. В книге «Охота на рыжего дьявола» Шраер-Петров писал об этом так: «Однако, реальность оказалась сильнее фантазий. Вместо желанной аспирантуры при кафедре микробиологии я был послан служить армейским врачом в танковую дивизию, которая располагалась на окраинах белорусского города Борисова» [Шраер-Петров 2010: 28]. Далее в главе пятой, «Армейский врач», мы читаем:

Осенью 1959 года поездом я прибыл на место военной службы в Белоруссию. Это был город Борисов. От Борисова до Минска можно было доехать на поезде за несколько часов. Поездов было много: Ленинград