— Еще один крезанутый на мою голову выискался! — истерично завопила Алиса. — она уже сколько лет в могиле, твоя баба Таня! Что ты несешь, подумай сам! Или, может, опять набрался? Или ширяться там без меня в Белокаменной начал? На колеса сел?

— Жаль, что тебя не Дуней зовут… — нечаянно вырвалось у Михаила.

Алиса побледнела от негодования.

— Тебе надо срочно к врачу. К психиатру!

Муж посмотрел на нее очень ласково и прищурился.

— Была такая на свете Дуня, дочка станционного смотрителя… Родилась на свет, чтобы улаживать конфликты…

Так-то оно так… Вспомнилось ему ненароком… Даша… она сейчас слишком далеко, на краю света, за границами бытия… И Алина тоже. Но когда-нибудь он их увидит… Когда-никогда…

— Только, видишь ли, не ей было сражаться с настоящими вожделениями и страстями… Стало быть, ситуация сложилась не искусственная, и герои были отнюдь не опереточные. И все давно волшебно заигрались… Да ты что, Пушкина не читала?

Алиса подошла к нему очень близко. Он отчетливо видел ее побелевшие от гнева расширенные глаза.

— Пушкина я читала… А еще читала когда-то в газете, как тебя, бизнесмена К., ловко обчистила твоя вторая жена, о которой я даже не подозревала. И как ты любишь падчерицу. О тебе газеты пишут постоянно, великий комбинатор… Никак не доскажут, что там было…

— Мы ведь говорили о Тёме… — пробормотал Михаил. — А дети… Они почти всегда отлично понимают то, что им считают лишним объяснять. Так и тут… И потом… Я не очень понимаю тебя… Что опасного в том, что ребенок беседует с иконой?

Привычно закололо в правом виске.

Алиса даже немного растерялась от такой постановки вопроса.

— Я не говорила, что это опасно…

— Но ты словно боишься чего-то…

— Да, боюсь… Это чересчур странно… Что-то все равно неладно, но что именно и что из этого может получиться — для нас всех, с какой нежданной-негаданной стороны — я действительно не понимаю…

— А почему ты не думаешь, что может получиться хорошо? Пути Господни неисповедимы…

— Да потому, что ты тоже так не думаешь! — закричала опять вышедшая из себя Алиса. — И сейчас просто врешь и придуриваешься! Что, неправда?!

— Правда, — устало сказал Михаил, снял очки и стал их тщательно сосредоточенно протирать. — Кто бы сомневался… Седалгин у нас далеко?

Он понимал многое, но не хотел делиться этим с женой. Зачем? Им и так без того тяжело и непросто постичь происходящее.

Они оба думали, что делают все ради сына. Каховский мечтал передать все в его руки, но Тёма выбрал свой путь. Совсем иной… Далекий от накопления денег, акций, особняков, лимузинов и яхт… И бесполезно пытаться понять, почему так получилось… Хотя… Когда-то где-то Михаил услышал или прочитал одну истину: самое страшное наказание для человека на земле — это когда его дети не захотят жить так, как жил он, и отвергнут его законы, установив свои.

Михаил сжался в комок от ненависти к самому себе. И попал-то он сюда, в этот лондонский особняк, совершенно случайно. Такая милая маленькая случайность по имени Тёмочка… Но в жизни не бывает случайностей, она продумывает все до мелочей…

Как он до сих пор ничего не понимал? Просто не хотел понимать….

— Обсмеешься… — неожиданно низким, почти мужским голосом сказала Алиса. — Мы ведь с тобой сейчас боимся его… Разве можно бояться ребенка? Тем более своего собственного? — словно спрашивая саму себя, задумчиво произнесла она.

— Нужно! — неожиданно отрезал Каховский. — А нам в наше время — просто необходимо! Мы свою жизнь в деталях давно обрешили. И подробно обкашляли. Мы все живем в стандартных ситуациях, но замечательно умеем создавать нестандартные. И наш сын тоже, как выяснилось…

Алиса раскрыла глаза еще шире и неискренне, делано засмеялась. За окном медленно начинало смеркаться.

— Тебя послушать — обрыдаешься!..

Она схватила стоявшую на камине вазу с розами и с размаху шарахнула ее об пол.

— «Как хороши, как свежи были розы…» — насмешливо пропела она и заплакала. — Миша, как же теперь нам жить?..

По полу растеклась темноватая вода, цветы разлетелись веером вокруг и лежали среди осколков погибшей вазы, словно на похоронах. Мир жесток и безумен.

Михаил женился на этой высокой красотке из поднебесья ради детей. И жить собирался ради детей…

Замурлыкал мобильник Каховского. Алиса нервно схватила трубку.

— Что значит кто?! — истерически и гордо закричала Алиса. — Я жена! Понимаете — жена!! Жена!! И подите вы все!

Интонация непередаваемая…

— Все рыдают от восторга, а успокаиваются на погосте… — пробормотал Михаил и рассеянно автоматически надел очки. — Почему ты так любишь бодаться? Нас с тобой вообще, может быть, уже нет на свете, лишь две тени… Wait a minute, please… — Он явно не одобрял в ней инициативу. — И куда ты так торопишься? Спешить нам вроде бы некуда…

Он ошибался: им как раз очень даже нужно было спешить. Чтобы еще что-то исправить.

— У нас будет второй ребенок… — прошептала Алиса. — Ты ведь хотел много детей… Чтобы была своя вырастайка, как ты говоришь…

Каховский вздрогнул. Второй ребенок?! Вот оно что… То, что требовалось… И пусть весь мир подождет…

Он встал и подошел к окну. Привычный уличный пейзаж успокаивал. Вспомнилась любимая песня Митеньки:

Впрочем, именно это Михаил уже давно понял: рыжие глаза посветлели и потеряли осмысленное выражение. Перспектива слишком заманчива. Ситуация однозначная. Just a minute, please…

Выигрышную карту снова уверенно и бесстрастно бросили на кон. Обыкновенный чейндж… В натуре. И достаточно опытные, дерзкие, умеющие заранее просчитывать все ходы игроки. Играющие сегодня с упорством обреченных. Они блестяще разыгрывали довольно примитивный, грубый, но вполне подходящий, всех устраивающий фарс, в который стремительно превращалась недавняя трагедия. Она слишком часто им оборачивается.

Кажется, они действительно еще смогут выиграть…

Михаил устало закрыл глаза. Нужно снова поверить в будущее… Но эта уверенность будет так непохожа на искреннюю, в ней останется лишь больное желание надежды, мучительной для него самого…

«Продала я твою душу, драгоценный ты мой, единственный…»

Где ты, баба Таня?..

Только теперь у второго сына или дочери Каховских уже будет старший наставник, Тёма, который может научить, как нужно разговаривать с иконами… И Господь все управит…

— Ну, я поехал… — сказал Михаил жене. Господи, как болит голова!.. — Всех благ!