– Ты думал, это поэтический образ? Эти призраки?

Тай кивнул:

– Полагаю, все так думают. Если не бывали там.

Короткое молчание, а потом поэт спросил:

– Сын Шэнь Гао, что тебе необходимо сделать, когда мы приедем? Чем я могу тебе помочь?

Тай проехал еще немного. Потом ответил, очень просто:

– Я не знаю. И очень хочу услышать совет: что я должен делать?

Но Сыма Цянь только повторил в ответ:

– Я не знаю.

Они поехали дальше; теперь свет стал насыщенным – близился конец дня, ветер дул им в спину. Тай чувствовал, как он шевелит его волосы. Он протянул руку и погладил гриву коня. Я уже люблю этого коня, подумал он. Иногда это происходит мгновенно…

Поэт произнес:

– Ты мне говорил, что хочешь кого-то убить.

Тай вспомнил. Поздняя ночь в доме удовольствий Белый Феникс.

– Я и правда так сказал. И до сих пор сержусь, но пытаюсь не поступить опрометчиво. Что бы вы сделали на моем месте?

На этот раз он получил ответ быстро:

– Для начала постарайся остаться в живых. Ты представляешь опасность для многих людей. И они знают, что ты приедешь.

Конечно, они знают. Он отправил свои сообщения, и комендант крепости у Железных Ворот, и губернатор Сюй должны были послать письма с гонцами, которые скачут и днем, и ночью.

Но Тай уловил смысл высказанного или хотя бы часть тонкого намека умного человека: действительно, было бы неразумно въехать одному в стены города и сделать то, что он хотел сделать, если бы он решил, что хочет сделать это.

Он почувствовал, что едущий рядом Цянь натянул поводья, придерживая коня. Сдерживая Динлала, Тай посмотрел вперед, в сторону обочины, на поросшее травой пространство за канавой. И понял, что его замысел незаметно пробраться в город с темнотой был более чем глупым.

Он остановил коня. Поднял руку, чтобы остальные сделали то же. Вэй Сун подъехала к ним, а за ней – тот солдат с редкими зубами, имя которого он никак не мог запомнить. Тот, который всегда ухаживал за Динлалом.

– Кто это? – тихо спросила Сун.

– Разве это не очевидно? – задал встречный вопрос поэт.

– Для меня – нет, – резко ответила она.

– Посмотри на карету, – предложил Цянь. В его голосе прозвучало раздражение. Солнце из-за их спин освещало дорогу, траву и карету, которую он разглядывал. – На ней перья зимородка.

– Но это не император! – воскликнула Сун. – Перестаньте говорить загадками. Мне нужно знать, чтобы решить, что…

– Посмотри на солдат! – перебил ее Сыма Цянь. – На их форму.

Молчание.

– О! – произнесла Сун. А потом повторила еще раз.

Поэт смотрел на Тая.

– Ты к этому готов? – Настоящий вопрос, большие глаза смотрят мрачно. – Может быть, у тебя уже не осталось времени, чтобы решить, чего ты хочешь. Его нельзя игнорировать, друг мой.

Таю удалось слабо улыбнуться:

– Я об этом и не мечтаю.

Он послал Динлала вперед, к плотной группе из сорока или пятидесяти солдат, окружавшей громадную, пышно разукрашенную карету. Такую большую, что Тай удивился, как они провели ее по маленькому мостику через придорожную канаву. Может быть, подумал он, один из мостиков, дальше к востоку, больше остальных? У перекрестка дорог?

Это не имело значения. Иногда мозг выбирает такие странные вещи, как эта, и размышляет над ними.

Он услышал топот копыт. Оглянулся. Все-таки он не один: взъерошенный поэт, маленькая, свирепая женщина-воин Каньлиня.

Тай натянул повод, посмотрел через канаву на карету. Ее украшали перья зимородка, как и сказал поэт. Согласно строгому кодексу относительно подобных вещей, они являлись исключительным знаком дома императора, но некоторые люди, достаточно близкие к трону и пользующиеся высоким расположением, могли их использовать, чтобы продемонстрировать это расположение.

Тай напомнил себе, что обитатели дворца – и многие члены различных группировок – могут захотеть не прикончить его, а, если удастся, привлечь на свою сторону.

Он послал Динлала через дорогу на траву у канавы.

Дверца кареты была открыта изнутри. Голос, привыкший командовать, но неожиданно веселый, резко произнес с легким иностранным акцентом:

– Господин Шэнь Тай? Мы поговорим в карете. Иди сюда!

Тай сделал еще один вдох. Выдохнул. Поклонился.

– Почту за честь поговорить с вами, прославленный господин. Давайте побеседуем на почтовой станции к востоку от нас? Ваш слуга должен позаботиться о своих солдатах и друзьях. Они скакали весь день.

– Нет! – ответил человек в карете.

Резко, категорично. Тай по-прежнему не видел говорящего, ведь он сидел верхом на Динлале, у дороги. Голос прибавил:

– Я не хочу быть замеченным и узнанным.

Тай прочистил горло.

– Мой господин, – сказал он, – на этой дороге не может быть ни одного имеющего хоть какое-то значение человека, который бы не понял, кто находится в этой карете. Я встречусь с вами в гостинице на почтовой станции. Может быть, мы поужинаем вместе. Это было бы для меня большой честью.

В окошке кареты показалось лицо. Огромное, круглое, как луна, под черной шляпой.

– Нет, – повторил Ань Ли, обычно называемый Рошань, губернатор трех округов, приемный сын Драгоценной Наложницы. – Полезай ко мне, или я прикажу убить твоих солдат, обезглавить твоего друга, а тебя все равно внести сюда.

Удивительно (учитывая, какой оживленной была только что дорога), но вокруг них каким-то образом образовалось пустое пространство, в обоих направлениях, на восток и на запад. Тай посмотрел вперед, потом через плечо, увидел, что другие путешественники останавливаются. Неожиданно стало тихо.

Это важно, сказал он себе. Важно то, что я сейчас сделаю…

Поэтому он произнес, очень четко выговаривая слова:

– Сыма Цянь! Для меня большое горе, как, несомненно, и для всей империи, что наша дружба может стать причиной конца вашей славной жизни, но я надеюсь, вы поймете, почему это так.

– Конечно, я понимаю, – отозвался поэт. – Что толку в дружбе, если она появляется только тогда, когда чаши щедро наполнены вином?

Тай кивнул и повернулся к женщине-воину:

– Вэй Сун, будь добра, вернись и сообщи солдатам губернатора Сюя, чтобы приготовились к атаке кавалеристов… – он бросил взгляд на всадников у кареты. – Это ваша Восьмая или Девятая армия, почтенный губернатор?

Ответа из кареты не последовало.

Этот человек, должно быть, усиленно думает. Тай только что сказал одну вещь, возможно две вещи, которые он должен учесть. Тай с удовольствием отметил, что его голос звучал ровно, словно он сталкивается с подобным каждый день.