На дорогах можно было встретить купцов и армейских офицеров, аристократов, направляющихся в загородные поместья или едущих из них, которые не так спешили, и гражданских чиновников, едущих к месту назначения в различные префектуры, или возвращающихся оттуда, или совершающих инспекционные поездки. Для них, разумеется, требовались комнаты и соответствующая еда.

Гостиницы вблизи Синаня были другими. Вино в них, как правило, подавали отличное, такими же были девушки и музыка. Высокопоставленные мандарины, совершающие короткие поездки из столицы, не нуждались в смене лошадей для своих карет, но требовали комнаты и еду высокого качества. Например, если хотели подгадать время возвращения в столицу до начала комендантского часа.

Гостиница «Тутовая роща» недалеко от Синаня славилась как одно из самых изысканных заведений для ночлега на главной дороге, идущей с востока на запад.

Шелковичные деревья вокруг гостиницы давно исчезли, как и шелковичные фермы, связанные с ними. Название гостиницы напоминало более тихие дни много сотен лет назад, до того как Синань разросся и стал таким, как теперь. В главном дворе висела табличка, сделанная во времена Пятой династии: стихотворение, превозносившее безмятежный покой гостиницы и окружающей ее местности.

В этом была некоторая ирония. К тому времени, когда Тай и его спутники въехали во двор гостиницы, намного позже наступления темноты, здесь было так же шумно и многолюдно, как раньше на дороге. Двух всадников послали вперед договориться об их ночлеге, иначе найти комнаты было бы проблематично.

Когда они подъезжали, во дворе гостиницы уже горели факелы. Хотя ночь была звездная и видна была Небесная Река, серебро луны. Все они потерялись в дымном, грохочущем хаосе главного двора.

Всадники Тая сгрудились вокруг них. Настороженные, агрессивные. Он понял, что это Сун им приказала. Вопрос о рангах в их отряде был решен: женщина-воин имела право говорить от его имени. Солдаты могли ее за это ненавидеть, но так всегда бывает с женщинами. Во всяком случае, Сун, казалось, не склонна была заботиться о том, чтобы понравиться солдатам.

Тай был слишком погружен в свои мысли, пока они ехали, чтобы испытывать неудобство от их охраны. Фактически, с некоторой грустью, он понял, что уже не возражает. Он испугался в той карете у дороги и до сих пор был встревожен.

Два посланных вперед всадника отрапортовали Сун и своему командиру. Их отряд получил три комнаты, по семь-восемь человек в каждой. Одну комнату отвели Таю и Сыма Цяну. Остальные солдаты будут спать на конюшне. Тай узнал, что сегодня ночью будут расставлены патрульные, хотя он не слишком прислушивался к приказам, отдаваемым от его имени. Наверное, ему следует обращать на них больше внимания. Но он обнаружил, что ему это делать трудно.

Он не возражал против того, чтобы разделить комнату с поэтом. Во-первых, Цянь в других гостиницах, где они ночевали в одной комнате, так и не добрался до нее из павильона удовольствий. Этот человек завоевал свою легендарную репутацию самыми разными способами. Тай никогда бы не смог пить столько часов и так много, как удавалось поэту, – а ведь Сыма Цянь, должно быть, на двадцать лет старше.

Они спешились среди звона оружия и доспехов, под топот и храп усталых, голодных коней. Слуги сновали по двору во всех направлениях. Тай подумал, что было бы нетрудно убить его здесь. Один подкупленный слуга, один наемный убийца с кинжалом или на крыше с луком. Он посмотрел вверх. Дым от факелов. Он очень устал.

Тай заставил себя прекратить думать об этом. Помнить одну главную истину лежащую в основе всего этого: убить его сейчас, когда известие о сардийских конях уже дошло до Синаня, для любого стало бы безрассудным, а возможно – и самоубийственным поступком.

Даже для огромного и обладающего столь же огромной властью военного губернатора трех округов. Даже для первого министра Катая.

Он огляделся, стараясь вернуть себя в настоящее, не дать мыслям унестись слишком далеко вперед или слишком отстать. Сун была рядом с ним. И несколько мгновений тому назад, до того как Тай спешился, рядом был тот солдат с редкими зубами из крепости у Железных Ворот.

Он покачал головой, внезапно его охватило раздражение.

– Как зовут того человека, который всегда уводит Динлала? – Он видел, что тот ведет коня к конюшне. – Мне уже следовало бы это знать.

Сун слегка склонила голову к плечу, словно в удивлении.

– Солдата с границы? А зачем? Но его зовут Уцзянь. Уцзянь Нин. – Ее зубы сверкнули. – Вы опять забудете.

– Не забуду! – возразил Тай и тихо выругался. Он сразу же принял меры, чтобы закрепить это имя в памяти. Ассоциация: кузнеца в деревне рядом с их поместьем тоже звали Нин.

Он посмотрел на женщину в мигающем свете. Факелы горели у них над головой, над крыльцом. Другие огни двигались по двору. После наступления темноты вылетели насекомые. Тай прихлопнул одно у себя на руке.

– Мы меньше чем в дне пути от твоего святилища, – тихо сказал он. – Хочешь уехать домой?

Он понял, что застал ее врасплох. Не совсем понятно, почему этот вопрос напрашивался сам собой.

– Вы хотите уволить свою служанку, мой господин?

Он прочистил горло.

– Не думаю. У меня нет причины сомневаться в твоей компетентности.

– Польщена вашим доверием, – официальным тоном произнесла она.

Цянь подошел к ним с той стороны – вполне предсказуемо, – откуда доносилась музыка, с правой стороны этого первого двора.

– Я договорился о столике, – весело сообщил он, – и попросил подогреть их лучшего шафранового вина, так как у нас был длинный и тяжелый день. – Он улыбнулся Сун. – Полагаю, ты одобришь эти траты?

– Я только везу деньги, – тихо ответила она. – И не слежу за расходами господина Шэня. Только за расходами солдат.

– Проследи, чтобы им подали вина, – сказал Тай.

Поэт сделал приглашающий жест рукой, и Тай двинулся с ним через толпу. Сун держалась рядом, лицо ее оставалось настороженным. Тая утомляла эта необходимость все время быть настороже. Он никогда не хотел такой жизни.

Много ли людей могло вести ту жизнь, какую им хотелось?

Возможно, он может, подумал Тай, глядя на поэта, нетерпеливо устремившегося вперед, в комнату, откуда до них доносились звуки пипы и куда не проникал шум со двора. Он или мой брат…

– Имя твоего брата, – сказал тогда Рошань без всякой преамбулы, когда Тай закрыл дверцу кареты и сел напротив него, – не названо в этом письме. Мне его читали несколько раз. Сам я, – прибавил он, – читать не умею.

Это было всем известно. За это его презирали аристократы и сдавшие экзамены мандарины. Это считалось главной причиной того, почему бесконечно хитрый Цинь Хай, прежний первый министр, которого все боялись, теперь ушедший к праотцам, позволял Рошаню и другим генералам из варваров сосредоточить в своих руках такую большую власть на границах. Неграмотные не представляли для него никакой угрозы в центре его паутины в Да-Мине, зато ее могли представлять аристократы с армией.