– Вот ваш вызов на первый съемочный день. До встречи через две недели.

София поблагодарила и, с трудом веря собственным глазам, уставилась на листок бумаги, который ей вручили. Это действительно был вызов! Значит, она будет играть миссис Аллен! Более того, теперь она знала, как подойти к этой роли. Если учесть, что у нее отличная партнерша, прикольный костюм и более или менее приличный режиссер, то можно было надеяться, что фильм будет хитом.

Однако эта отрадная мысль повлекла за собой другие, куда менее приятные, и к тому воодушевлению, которое София испытала, почти сразу же добавился страх.

Совсем недавно она посоветовала брату признаться Джейн в своих чувствах, чтобы та осталась с ним. Они оба этого заслуживали, и София искренне желала им счастья, но если писательница девятнадцатого века задержится в современности, от ее романов, которые один за другим исчезали из кухонного шкафчика, скоро совсем ничего не останется. А если книги Джейн Остен исчезнут, то и экранизировать будет нечего. Значит, о съемках в «Нортенгерском аббатстве» придется забыть.

Ну надо же, как обидно! Фильм-то мог получиться чудесный. София только-только разглядела в нем потенциал… Где же были ее мозги, когда она менторским тоном диктовала Джейн одни правила (сидеть дома, думать о своих книгах и ни в коем случае не влюбляться в двадцать первый век, чтобы не захотеть в нем остаться), а Фреда призывала к противоположному (дескать, действуй, если хочешь удержать любимую женщину)?!

София содрогнулась от собственной глупости. Ей удалось не только лишить мир одной из самых талантливых, смелых и прогрессивных писательниц за всю историю литературы, но и разрушить собственную карьеру.

Хотя, пожалуй, паниковать было еще рано. Может, Фред не признался Джейн в любви? Или признался, но получил отказ? София знала: рано или поздно Джейн попросит у нее совета. И она надеялась найти в себе силы, чтобы ответить правильно.

Через неделю Фреда выписали из больницы. Дома он поел супа, который, не задержавшись в желудке, вернулся наружу. Джейн вытерла пол.

– Извините, мне так неудобно… – сказал Фред.

– Нечего смущаться, сэр. Вы человек, и вы больны. Давайте я провожу вас в уборную, а об остальном мы позаботимся позже.

Ему во всем требовалась помощь, а София работала, поэтому ухаживала за ним Джейн. Пока он шел до туалета, она меняла три носовых платка, вытирая ему пот со лба. Поскольку даже самые простые движения требовали от Фреда колоссальных усилий, ей приходилось без конца суетиться: то она несла ему чай, то кормила его обедом, то провожала в ванную, чтобы помочь вымыть лицо и руки. Совсем недавно Фред стоял перед ней высокий и сильный. Теперь его плечи ссутулились, позвонки выпирали.

Прошло шесть дней, а он так и не заговорил о том, что было между ними в больнице. Может, он и вовсе забыл об этом? Джейн не забыла. Никогда и ни о чем не думала она так много. Забывчивость Фреда была ей понятна (ведь он пережил такое происшествие, после которого даже дышать не мог без помощи машин), и все же она беспокоилась, постоянно спрашивая себя о причинах его молчания. Возможно, он счел ее очень дурной актеркой и более не желал вспоминать о разыгранном ею дешевом спектакле? Наверное, так и было. Фред ничем не давал ей понять, что она для него не просто сиделка, что он видит в ней хотя бы друга, а не только помощницу в удовлетворении естественных потребностей.

– Я должен сделать признание, – сказал он однажды утром с выражением мрачной серьезности.

– Вам нужно в уборную? – спросила Джейн и встала.

– Нет, благодарю. Меня угнетает другое: я не прочел ни одной вашей книги.

Джейн снова села. Несколько секунд она молча смотрела на Фреда, силясь понять, что же он имеет в виду.

– Вы хотите сказать, что не читали романов Джейн Остен? – спросила она.

– Так и есть, – кивнул он. – Я ужасный человек.

– Вот уж с чем не поспоришь! – воскликнула Джейн тоном притворного негодования, к которому, однако, слегка примешивалось негодование подлинное.

А ведь она еще и злилась на Фреда за то, что он не возвращался к их больничному разговору. Множество чувств, истинных и ложных, опутали ее, сплетясь в один большой клубок.

– В школе я должен был прочесть «Эмму», – продолжил Фред, – но вместо этого посмотрел фильм.

Он зажмурился, как будто ждал пощечины.

– Я бы ударила вас, если бы не ваше недавнее возвращение с того света. Разве, сэр, вы не преподаете детям английскую литературу?

– Преподаю.

– А мне говорили, будто мои романы включены в списки для чтения в школах.

– Так и есть, – подтвердил Фред, поморщившись.

– Тогда как же вы справляетесь со своей работой?

Он пожал плечами:

– Я прохожу с детьми не все, что есть в программе. Уроки по вашим книгам мне вести не приходилось, вот я их и не читал.

– И просто так, удовольствия ради, тоже прочесть не захотели?

Фред рассмеялся:

– Мне ужасно жаль. Простите.

Джейн скрестила руки на груди:

– Прочитайте. Говорят, это шедевры.

– Не сомневаюсь, – ответил Фред. – С удовольствием прочту.

Джейн расправила плечи:

– Вы можете заняться этим, когда пожелаете. Мои книги заперты в буфете.

– Тогда, может быть, прямо сейчас? В выдвижном ящике есть запасной ключ. Только я вам ничего не говорил.

Джейн с радостью отправилась на кухню, чтобы принести Фреду один из своих романов. Сама она читать не собиралась (ведь София уверяла, что так можно погубить Вселенную), но вдохнуть хотя бы аромат собственных книг – это уже было бы чудесно.

Итак, Джейн остановилась перед стеклянным шкафчиком. Сначала София положила туда шесть томов, потом один исчез. В день, когда Фред попал в больницу, их было четыре. Сейчас оставалось только три. Литературное наследие Джейн Остен продолжало таять.

– Где же книга? – спросил Фред, когда она вернулась с пустыми руками.

– Нам сейчас не до книг. Займемся лучше вашими упражнениями, – ответила Джейн и больше не возвращалась к этому предмету.

Внутри у нее все кипело. Она один за другим уничтожала собственные творения, и для чего? Тот, ради кого она шла на такие жертвы, похоже, и не помышлял ни о каком признании. Он даже не выказывал ей особенного расположения, ежели не считать той благодарности, которой учтивый человек удостоил бы любую служанку. Исчезновение очередной книги заставило Джейн остро ощутить всю глупость собственного положения. Колдовские чары перенесли ее туда, где она встретила свою единственную подлинную любовь, однако не стала для Фреда тем же, чем он стал для нее. Отдав сердце человеку, которого полюбила без взаимности, она расплачивалась за собственное безрассудство плодами трудов всей своей жизни.