Мария, переводя взгляд вновь на Дуню, на её белую шею, лишённую сих отметин. – Неужто Федька и вполовину не столь пылок супротив хоть своего ж батюшки?

Дуня насупилась, не ведая, что ответить. Помедлив, она сглотнула и едва уж подняла взгляд с тем, чтобы слово молвить, как царица огрела её по щеке. Во мгновенье вспыхнуло всё лицо, и то видала Мария, пущай Дуня и прикрылась рукою.

«Ишь как раскраснелася…» – подумала Мария, жестом велев поддать пару.

* * *

Рынды с поклоном доложили о приходе земских князей. Иоанн восседал на троне в величественном облачении – на плечах его чернел высокий меховой воротник, обрамляющий шубу царскую. Шапка Мономаха да посох аки символы власти великого князя и царя всея Руси начищены до блеска.

– От уж кого не хватало, – вздохнул Иоанн, отдавая чашу юному опричнику, коего уж неизменно держал подле себя.

– Не омрачайтесь так, великий государь, – произнёс Фёдор, принимая чашу из рук царя.

Юноша поставил драгоценную чашу на стол, что был придвинут к стене да заставлен кушаньями и питьём. Фёдор облачился до торжественного рябо. Кафтан его глубокого винного цвета расшит золотом, под стать серьгам, что выглядывали редкими проблесками из-под густых волн вороных волос. Белые руки унизаны перстнями княжескими.

– Право, земские такие же ваши слуги, как и прочие, – произнёс Басманов, не оборачиваясь. – Уж наградил вас Господь сей милостью.

– Куда б податься от этой милости, – усмехнулся Иоанн.

Фёдор усмехнулся, обернувшись к царю, да сам прислонился спиною к дубовому столу. В то мгновенье, как взгляды царя да слуги его покорного встретились, порог переступили князья и низко поклонились своему владыке.

То были Микита Захарьин-Юрьев да Иван Бельский. Иоанн холодно глядел на прибывших мужей, Фёдор же и вовсе будто бы не приметил, что вошёл кто.

– Добрый государь, вели же слово молвить, – произнёс Бельский, выпрямляясь с поклона.

Иоанн чуть прищурился, вглядываясь в фигуру светловолосого князя пред собой. Был он силён в плечах, лик же его был омрачён думами аль волненьем.

– Уж старый ум мой изводит меня, – вздохнул Иоанн, потерев переносицу, точно припоминая что-то.

Едва Бельский было решил рот открыть, дабы молвить боле, так царь мгновенно переменился в лице, а губы его оскалились улыбкой. Из груди его вырвался короткий смешок.

– И право, право… – протянул государь, кивая собственным словам. – Уж не твой ли батюшка Дмитрий Фёдорович?

Князь кивнул.

– Помню сызмальства я вас, Бельских… Право, стало быть, и впрямь чего стряслось, раз сам весь земской свет явился! И Бельский князь, и ты, Микитка! Уж дурно и помышлять, чего же сделалось, раз вы явилися ко мне! Федь!

Юноша поднял взгляд, едва приподняв брови.

– Али стряслось чего, Федь? – спросил царь.

– Неужто? – подивился Басманов, пожимая плечами. – Право, чего не ведаю, царь-батюшка, того не ведаю.

С тем юноша развернулся к столу, выбирая угощенья.

– Москва стенаниями полнится, – произнёс Микита, обращаясь к царю. – Терзают их опричные плети, топчут их копыта этих разбойников! Просят миряне суда праведного, суда честного.

– Так неужто суд чинится нечестный? – спросил Иоанн, подпирая голову свободною от посоха рукой. Посох же едва покачивался из стороны в сторону.

– Да как же… – было молвил Бельский, да тотчас же прерван был.

– Да всё он честный, – просто бросил Фёдор, отстраняя от губ чашу, утерев большим пальцем уста свои. – И самый что ни на есть праведный.

– Неужто нынче нет у нас права обратиться к царю нашему доброму и благодетельному? – спросил Бельский, бросив лишь короткий взгляд на Басманова. – Неужто светлый наш владыка отдал нас на растерзанье своры чёрной?

Посох замер. Иоанн переменился в лице, преисполняясь удивления. Раздалось частое цоканье – то было порицание от Фёдора. С тем и приблизился юноша к трону государеву да дерзнул посягнуть на святыню владыческую. Одним движением он снял венец с главы царя своего, а с тем развернулся к князьям.

Дерзновенье поразило и князей, и рынд, что были уж наготове с секирами своими. Да боле всех, верно, дивился сам Иоанн, но решил не прерывать пока опричника. С непринуждённым присвистом юноша приблизился к Бельскому и уж было надел на него венец царский, как Иван в страхе отшагнул прочь.

– Ерохвост проклятый, что удумал?! – гневно бросил Бельский сквозь зубы.

– Ежели стал ты царю указывать, как державою властвовать да как суд вершить, стало быть… – с тем Фёдор пожал плечами, поглядывая на венец, пылающий самоцветами. – Право, уж и не признал, где предо мною великий князь…

Из-за спины Фёдора раздался низкий звучный смех владыки. Басманов не обернулся да пуще прежнего расплылся в улыбке. Лик князей сковало презрение.

– Вот нынче оно как… – тяжело вздохнул Микита.

– Новые люди при дворе избраны тобою, великий государь, – Бельский склонился пред царём, дабы уж покинуть палату.

Басманов же меж тем воротился к престолу и вернул венец Иоанну, а затем припал устами к руке владыки. После того занял место своё чуть поодаль, справа от трона. Иоанн же переменил веселье, вызванное выходкой молодого опричника, на грозный нрав.

– Иное нынче время, Бельский, иное, – с жуткою улыбкой произнёс царь. – Покуда был я в незрелом отрочестве, губить меня вам надо было. Не то чтобы батюшка твой не чаял того. Да нынче я великий князь и царь всея Руси! Боле не дам спуску ни вам, ни Шуйским, ни иному боярину во всей земле моей! Покуда Господь не освободит вас от власти моей – миритесь с волей моей!

Князья отдали низкие поклоны, приложились устами к перстам царским да покинули Кремль, боле не проронив ни слова. Как только за ними затворились двери, Басманов вышел из-за трона царского, но тотчас же схвачен был чуть выше локтя.

– А ты, Феденька, уж куда путь держать собрался? – спросил Иоанн сквозь усмешку.

Басманов ответил лишь удивлённым взглядом, а с уст его не сходила улыбка. Удар посоха о каменный пол подозвал рынд к государю. Иоанн прислонил посох к стороне своего трона, тем самым освободив руку. Жестом повелел владыка вручить ему секиру одного из стражников, и то безмолвное повеленье тотчас же было исполнено. С тем отозвал Иоанн хранителей своих. Царь отпустил Фёдора. Осторожным движением коснулся государь лезвия секиры.

– А кто тебе, Федюш, венец-то царский дозволял трогать? – спросил Иоанн, разглядывая отблески света на стали топора.

Басманов не ответил. Улыбка на его лице поугасла, но не сошла вовсе. Иоанн поднялся с трона и прошёлся к угощеньям на столе. В одно резкое движенье смёл он блюда да кувшины на пол.

– То-то же… – едва ли не с сожаленьем вздохнул Иоанн, кивая пред собою. – А посему клади руку на отсеченье.