Рохо вытерпел процедуру неохотно, помахивая хвостом из стороны в сторону.

– Электрошоковый ошейник, – пояснил Ной.

Джейн нахмурилась:

– Не слишком жестоко?

– Куда денешься. Рохо все еще ребенок, то есть может легко заиграться или так же легко попасть в передрягу. Мне нужен надежный способ привести его в чувство. Не беспокойтесь. – Ной достал из кармана небольшую коробочку с кнопкой. – Я могу регулировать силу разряда от одного до десяти. Третий уровень я использовал всего пару раз, а уровни один и два – это как похлопать его по плечу, привлечь внимание.

Рохо потерся головой о колено Ноя.

– Да. Хороший мальчик.

Сейхан перебралась поближе к Грею.

– Можно завести такой ошейник для Ковальски?

– Я все слышу, – буркнул великан у нее за спиной.

– На то и надеялась. – Сейхан перепрыгнула через борт и направилась к острым скалам.

Выбравшись из лодки, все последовали за ней.

Грей роздал новые шахтерские каски, которые купил после приключений в пещере. Кто знает, какие встречи ждут их в джунглях; в зарослях было темно, как под землей.

Включив фонари на касках, путешественники направились к скалам.

Подъем вдоль водопада оказался не таким трудным, как думали, особенно если помогать друг другу. Цепляясь за лианы, корни, выискивая уступы в каменной стене, шаг за шагом группа Грея преодолела несколько скал. Один Рохо шел самостоятельно.

Джейн тяжело дышала, лицо Дерека раскраснелось от усилий. Пирс заметил, что спутники устали, и объявил короткий привал. Выступ, на котором они расположились, был на высоте пяти-шести этажей от оставленной лодки.

– Отлично справляешься, – обратился Грей к Джейн.

Она только кивнула в ответ, пытаясь отдышаться.

Ной выглядел так, словно мог карабкаться по скалам часами напролет. Он указал на противоположный берег.

– Мы сегодня кого-то повеселили.

Грей обернулся и заметил стайку обезьян, устроившихся на валунах по ту сторону водопада. У некоторых на спине сидели детеныши.

– Papio anubis, – сказал Ной. – Оливковые бабуины.

– Они могут напасть?

– Нет, если к ним не цепляться. Просто любопытные. Опасаться надо верветок, зеленых мартышек. – Ной поднял взгляд на ветки, свисавшие над уступом. – Эти крошки закидают вас орехами… и кое-чем похуже.

Джейн наконец смогла заговорить:

– Бабуинов, кажется, наше присутствие совсем не волнует.

– Так и есть, в парке такое не редкость. Туристы к нам заглядывают нечасто, животные не привыкли бояться людей. Месяц назад одна голубая мартышка забралась ночью в палатку и уснула рядом с путешественницей. Та утром просыпается, а рядом – обезьяна… Вообще странно, еще недавно считалось, что мартышек в парке не осталось. Природа не перестает нас удивлять.

Ковальски ухмыльнулся, кивнув на обезьян на том берегу.

– Если кто-нибудь из этих проснется у меня под боком, удивлением не отделается, будет чер…

– Пошли дальше, – прервал его Грей.

Последнюю часть пути преодолели без приключений. На самом верху река змеей уходила в черноту леса, казавшегося совершенно непроходимым. Из темных глубин доносились птичьи крики и зловещие вопли животных.

Дерек взглянул на тропинку.

– Девственные джунгли. Мы словно перенеслись в далекое прошлое.

– В некотором роде так и есть. – Ной вынул мачете, готовый прорубать путь, если потребуется, и зашагал вперед вдоль реки.

Рохо держался рядом с хозяином, нервно помахивая хвостом.

– Эта часть Руанды принадлежит к Восточно-Африканской рифтовой долине. Огромный разлом в земной коре полумесяцем охватывает западную часть озера Виктория, простираясь от Танганьики на юг до края бассейна Нила.

Дерек пробормотал, обращаясь к Джейн:

– Если Ливингстон действительно шел этим путем, то наверняка побывал и здесь.

Ной, указывая мачете на горы, продолжил рассказ:

– Впереди старейшие горы в Африке, образованные материнской породой докембрийского периода. – Он оглянулся на слушателей. – Проще говоря, земной корой континента. И леса растут здесь почти с тех самых пор.

Следующие несколько минут путешественники шли друг за другом в почтительном молчании, напоминая гусеницу, вползающую все глубже в таинственный лес.

Рохо немного осмелел. Он то и дело отходил в сторону, принюхивался, подпрыгивал, но всегда возвращался к хозяину услышать ласковое слово и потереться о колено.

Ной улыбался, как гордый отец, хотя и с примесью грусти – ведь в конце концов с детенышем придется распрощаться. Когда львенок снова подбежал к нему, Ной наклонился и потрепал Рохо за ухом.

– Ndagukunda, Рохо. Ndagukunda, – шепнул Ной. В ответ послышалось довольное урчание.

Грей не знал ни слова на языке киньяруанда, но подумал, что ndagukunda звучит очень похоже на «я тебя люблю».

Спустя некоторое время тропа расширилась, и Пирс пошел рядом с Ноем.

– Скажите, почему вы стали проводником в Акагере?

Грей хотел задать простой вопрос, однако по нахмурившемуся лицу Ноя понял, что затронул деликатную тему. Тем не менее проводник ответил:

– В молодости я жил в Кигали.

– В столице.

– Да. Я вступил в армию Руанды, когда мне исполнилось шестнадцать. Я был очень горд собой и к тысяча девятьсот девяносто четвертому году стал капралом.

Грею стала понятна горечь в голосе Ноя. В июле того самого года в Руанде происходили массовые убийства жителей, разразилась одна из ужаснейших войн между племенами. Хуту намеревались полностью уничтожить тутси. Говорили, что за сто дней было жестоко убито более миллиона людей.

Ной вздохнул, глядя во тьму джунглей.

– Я был на стороне хуту.

Больше он ничего не добавил.

Рохо вернулся, словно почувствовав огорчение хозяина, ходил кругами, терся о колени. Ной не замечал львенка, поглощенный воспоминаниями, которые с таким трудом старался упрятать подальше.

Наконец он заговорил:

– Здесь лучше. Животные учат людей многому. Учат, как жить…

Его голос замер, но Грей мог бы закончить фразу и сам.

…когда ты жить недостоин.

Он немного отстал, пропуская проводника вперед. Конечно, Ной старался найти возрождение, новый смысл жизни, заботясь о беззащитных, пытаясь загладить вину за прошлое.

Они снова долго шли в тишине, постепенно углубляясь в часть леса, где река поднялась и затопила оба берега. Грей подумал о похожих местах на Амазонке, которая на несколько недель в году выходила из берегов, превращая леса в болота. Но здесь вода никогда не возвращалась в русло, здесь был навечно затопленный лес среди гор.