В маленькой гостиной находились только Макс, Мери, Майкл и Оливер. Майкл с Мери сидели в углу на софе, о чем-то негромко беседуя, Оливер воспарял над подносом с напитками.

Макс смотрел в окно. Из окна открывался вид на «Ротонду» и озеро за нею, значит, увидеть меня на лужайке он не мог.

– Саймон был прав, – на всю гостиную объявил Макс. – Приближается новая гроза.

– Ну ить селяне, они завсегда с понятием, – прокаркал Оливер.

– Вот худший норфолкский выговор, какой я когда-либо слышал, – сказал я.

– Тогда не слышал ты настоящих норфолкцев, дорогой. Уверяю тебя, их выговор куда менее убедителен, чем мой. Налить тебе виски?

– И чем больше, тем лучше, – ответил я.

Я подошел к софе, на которой сидели Майкл с Мери.

– Мери, поверь мне, я очень рад. Очень. И давай на этом остановимся.

– Но, Майкл, как ты не понимаешь, это же твой долг? Такой замечательный дар, его нужно использовать.

Я, не желая их прерывать, притормозил за софой.

– Не знаю, Мери. Просто не знаю. Видишь ли, Энн не нравится…

– И что же не нравится Энн? – спросил от двери женский голос. Ну и слух у нее, нарочно не придумаешь.

Краткая пауза – слишком краткая, чтобы суд счел ее обличительной, но достаточно долгая, чтобы смутить Майкла. Впрочем, на помощь ему пришел Оливер:

– Водочка, дорогая, вот что тебе не нравится. Ты ведь у нас все больше по джину. Водочка делает тебя сварливой. Так что давай я налью тебе Стенли Стаканчик Джонни Джина.

– Спасибо, Оливер.

Я поймал взгляд Энн, полный мольбы, истолковать которую мне оказалось не по силам. Она повела рукой в дальний угол комнаты – подальше от всех. Я присоединился к ней там, и мы притворились, будто разглядываем портрет семейства Логан, написанный Оукшеттом[228]акриловыми красками.

– Я только что видела Дэви, – негромко сказала она. – Что с ним?

– А, – ответил я. – Устал немного, только и всего. Ты, наверное, знаешь также, что он… что у него было сегодня свидание с Кларой.

– О нет…

– Они попали под дождь. Ничего страшного. Просто слегка вымотался. Кстати, Макс уверен, что Клара чудесным образом пошла на поправку.

– Да? – Энн горестно покачала головой. – Дэви упомянул о ссоре с Саймоном, но больше ничего не сказал. Что случилось?

– Ты могла бы принять это, Энн, подобно всем прочим. Сопротивление бессмысленно. Этот мальчик – чудотворец. И сомнений быть не может. Ты не согласна?

Она попыталась что-то сказать.

– Ты с этим не согласна? – медленно повторил я. Энн заглянула мне в лицо, и у нее перехватило дыхание.

– Ох, Тед! – прошептала она. – Ох, Тед, какое же ты чудо!

И она, точно ребенок, подергала меня за рукав.

– Я знала, что могу положиться на тебя. Знала!

– Положиться на Теда? – послышался голос Оливера. – Вот уж во что затрудняюсь поверить. – И он протянул Энн стаканчик с джином.

– Тед такой ангел, он пообещал свозить завтра близнецов в Брокдиш[229], чтобы они посмотрели полеты воздушных шаров, – весело сообщила Энни. – Так мило с его стороны.

– Воздушные шары в Брокдише? А ты не боишься, что они зашьют подштанники Теда и напустят в них горячего воздуха?

– Нет, Оливер, – ответил я. – Они привезут оттуда нейлоновую, выполненную в полный рост копию твоего «эго» и попросят тебя побеседовать с ней на произвольную тему, вот что они сделают.

– Остроумные реплики тебе не очень даются, любовь моя, – сказал Оливер. – Какие-то громоздкие они у тебя получаются.

Наконец появились Ребекка, Патриция и Саймон. Патриция, входя, послала мне, тайком от всех, улыбку. Она размышляет над моим предложением, подумал я. Прелесть какая.

– Сегодня за стол должны были усесться двенадцать человек, – объявила Энни, пока мы перетекали в столовую. – Но Джейн так и не приехала, а Дэвид и Клара решили лечь пораньше. Так что Макс, Оливер, Мери и Саймон садятся по эту сторону стола, а Ребекка, Тед и Патриция – по ту.

– Темно, как зимой, – заметил, задергивая шторы, Майкл.

– Уютно, – отозвался Оливер.

– Мрачновато, – сказал я.

Первым блюдом оказалась копченая гусиная грудка, и разговор тек ни шатко ни валко, пока Патриция не спросила, по-прежнему ли здорова Сирень.

– С ней все хорошо, – ответил Саймон. – Абсолютно все.

– Поразительно, – сказала Патриция. – И ведь ветеринар был так уверен, правда? Отравление крестовником. Я посмотрела в библиотеке. Хроническое состояние, вызывающее необратимое повреждение печени. Как же Сирень смогла поправиться?

Саймон промямлил нечто о том, что и ветеринары иногда ошибаются.

– Мы должны взглянуть фактам в лицо, Энн, – сказала Мери. – Я знаю, ты не любишь об этом говорить, но что-то сказать надо же, верно? Помимо всего прочего, мы с Максом так благодарны Дэви.

Нож Саймона, разрезавший гусиную грудку, с визгом проехался по тарелке.

– Я очень рада, что вы счастливы, – ответила Энн. – И рада, что счастлива Клара.

– И Оливер, – вставил Макс. – Оливер тоже счастлив.

– О да, – подтвердил Оливер. – Счастлив. Я снова способен лопать любую дрянь и без опасений глушить водочку.

– И я счастлива, – сказала Ребекка. – Счастлива за дочь.

– Да и вы тоже должны быть счастливы, Энн, Майкл? Счастливы за Эдварда. – Это уже Патриция.

– А Саймон – за Сирень, – напомнила Мери. Саймон неловко покивал.

– И как глупо ничего об этом не говорить! – продолжала Мери, глаза у нее сияли. – Как будто тут какая-то преступная тайна, а не удивительное, удивительное чудо, которое сделало всех счастливыми!

Я с лязгом опустил вилку и нож на тарелку. Сейчас. Самое подходящее время.

– Не хочется мне справлять нужду прямо на вашем параде, – сказал я, – но я ни хрена не счастлив. Ну просто ни хрена. На самом деле я несчастен, как проклятый грешник.

– Конечно, ты несчастен, старый говнюк, – грянул Оливер. – И поделом тебе. Христос всемогущий, ну что ты за человек!

– Тише, тише! – Майкл ударил ладонью о стол. – Что происходит? Мы все-таки за обеденным столом. Прошу вас!

– Прости, Майкл. Ты здесь хозяин, каждое твое слово закон, и все же я думаю, что Эдвард Засранец Уоллис получил то, что ему причитается.