Здесь опять те же игры. Аристотель говорит за обвиняемых, опошляя, вольно используя их мысли. Разбирать это бессмысленно, потому что взгляды предшественников Аристотеля дошли до нас слишком рвано и темно.

Тем не менее, в силе остается сам вопрос Аристотеля:

«Но чем душа познает или воспринимает…» (409b 30).«…в самом деле, каждый элемент познает себе подобное, но ничто не познfет кости или человека, если они не будут так же находиться в душе. А что это невозможно, об этом не стоит толковать. В самом деле, разве заключает в себе недоумение вопрос, находится ли в душе камень или человек? И точно так же благое и неблагое? То же рассуждение относится и ко всему остальному» (410а 5–10).

Спрашивая, заключает ли в себе такой вопрос недоумение, Аристотель имеет в виду, что недоумению тут места нет, ответ очевиден, конечно, душа человека не может содержать в себе и самого человека. Это настолько очевидно, что выглядит неоспоримым, и Аристотель не удерживается и тут же наносит очередной укол по Платонизму – ведь это один из узнаваемых вопросов Сократа – о том, что душа знает благое и неблагое.

Но именно этот мостик, который перекидывает Аристотель к Платону, и дает возможность опровергнуть его доводы с точки зрения оспариваемого учения. Конечно человек или камень не содержатся в душе. Но Платон или Сократ этого и не утверждали. Они говорят, что в душе содержатся понятие или эйдос человека, камня, а также благого и неблагого.

Тут Аристотель перестарался и охамел, почувствовав силу, и посчитав, что расправившись с натурфилософами, также легко расправится и с Платоном. Поставив вопрос о мнении натурфилософов, что душа состоит из элементов (стихий), он должен был оставаться в рамках этого вопроса. Переход к понятиям «благого» и «неблагого» – это выход за рамки натурфилософии и должен был рассматриваться отдельно. Но будучи сделан, он неожиданно связывает «элементы» – первоосновы или единицы, из которых состоит душа, с понятиями или эйдосами.

Конечно, это отнюдь не окончательный ответ на вопрос, что такое душа. Но это еще одна линия рассуждений, которую надо рассмотреть если мы считаем, что основная составляющая души – способность к познанию. В таком случае ее элементами, составными частями являются эйдосы – образы. А это в свою очередь ставит вопрос о способности их создавать, хранить и использовать, что, пожалуй, составит самую суть современной психологии.

«Можно было бы также поставить вопрос: чтj же объединяет эти элементы? Ведь элементы подобны материи, а самое главное есть то, чтj и х скрепляет, каково бы оно ни было» (410b 10).

Этот вопрос Аристотеля, по сути, есть вопрос о том, чем является душа, с точки зрения составляющей ее материи. Эта материя безусловно является некой средой, которую можно назвать тонкоматериальной. Настолько «тонко», что это дает возможность говорить о ней как о некоем первоэлементе, стихии, которая тоньше сред, составляющих воспринимаемые вещи, предметы или явления.

То, что эта материя есть среда следует из слов Аристотеля: «Элементы подобны материи, а самое главное есть то, что их скрепляет». Элементы, если перейти в психологию Платона – это эйдосы. «То, что их скрепляет» – это то, что заполняет пространство между ними; то, в чем они находятся. Это среда.

Сегодня я бы назвал эту среду сознанием. Образы хранятся в сознании. Но сознание чаще всего понимают как некое проявление работы ума, путая, на мой взгляд, с осознаванием. Подробнее об этом надо говорить отдельно. Важнее отметить, что подобный взгляд на сознание коренится в следующих далее словах Аристотеля:

«Однако невозможно, чтобы существовало нечто превосходящее душу и властвующее над ней; еще менее возможно, чтобы существовало нечто превосходящее ум. Ведь разумно считать, что ум есть самое изначальное и по природе главенствующее, а эти философы утверждают, будто элементы суть первоначала всего сущего» (410b 10–15).

Ум не может быть подчинен среде – это убеждение Аристотеля. Для нас же это ставит вопрос: а что такое ум? Особенно с точки зрения связи среды – сознания и хранящихся в ней образов – эйдосов.

Следующий вопрос, который еще раз, поподробнее, ставит Аристотель, это вопрос о том, что можно отсечь в обычном понимании явления с названием душа, поскольку явно душе не принадлежит:

«А так как душе свойственно познавать, ощущать, думать, а также желать и хотеть, и вообще ей свойственны стремления, пространственное же движение возникает у живых существ под действием души, и от нее зависят также рост, зрелость и упадок, то спрашивается: следует ли приписывать каждое такое состояние всей душе и мыслим ли мы, ощущаем, движемся, действуем или претерпеваем все остальное всей душой или одно – одной ее частью, другое – другой?» (411а 25–411b).

Этот вопрос так или иначе еще не раз должен будет возникать на пути исследования души, когда по отношению чего-нибудь приписываемого душе будет становится ясно, что это такое и к чему оно относится.

Заканчивает 5-ю главу 1-й книги Аристотель очередной разборкой с Платоном:

«Некоторые говорят, что душа имеет части, и одной частью она мыслит, другой желает. Но что же тогда скрепляет душу, если она по природе имеет части? Во всяком случае, не тело» (411b 5).

Это относится к мнению Платона, что у души три части: разумная (в голове), страстная (в груди) и вожделеющая (под диафрагмой).

Сам он, скорее, склонен разделить понятие души на другие части: живую(или животную), чувствующую и думающую.

«По-видимому, начало [жизни] в растениях также есть некая душа: ведь оно единственное, что обще животным и растениям. И начало это отделимо от начала ощущения, но без него ничто не может иметь ощущения» (411b 25–30).

На этом Аристотель заканчивает первую книгу о Душе.

Вторая книга начинается вопросом: «что такое душа и каково ее самое общее определение».

Затем идет сложнейшее и для меня почти недоступное рассуждение о том, что такое сущность и энтелехия. Понять его без Аристотелевской «Метафизики», мне кажется, просто невозможно даже с теми пояснениями, которые делает редактор текста в примечаниях. Все это рассуждение я опущу и приведу один из выводов попроще:

«Итак, сказано, что такое душа вообще. А именно: она есть сущность как форма (logos), а это – суть бытия такого-то тела, подобно тому как если бы естественным телом было какое-нибудь орудие, например, топор. А именно: сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой.

И если ее отделить, то топор уже перестал бы быть топором и был бы таковым лишь по имени» (412b 10–15).

Первое,