— Как ты относишься к мужчинам Земли? — спросил ее Поликрат.

— Я отношусь к ним с презрением, — ответила она.

— Кому ты принадлежишь? — спросил Поликрат.

— Мужчинам Гора, которые являются моими природными господами.

Я тщетно пытался уклониться от принудительных ласк.

— А могла бы ты принадлежать такому мужчине, как он? — спросил Поликрат.

— Никогда!

Я смотрел на рабыню Беверли, стоявшую босиком на мраморных плитах, почти обнаженную, любовался ее ошейником и ниспадавшими на плечи темными волосами, и от восхищения у меня захватывало дух. Мне вспомнилось, как на Земле, во время той давней встречи в ресторане, она высказала желание поговорить со мной по душам о своих страхах и снах, о тех неосознанных мечтаниях, которые не давали ей покоя. Я подозревал, что как минимум одну тему она замолчала. Точнее, в ее словах проскальзывали намеки на нечто важное, но поскольку открыто она на сей счет так и не высказалась, мне оставалось лишь гадать, что у нее на уме.

Потом я вспомнил, как она тогда выглядела: в белом атласном облегающем платье с открытыми плечами и со строго зачесанными назад, прибранными в пучок волосами. Губы ее были чуть тронуты помадой, на веках лежали тени, вокруг витал легкий аромат духов. Изящные туфли-лодочки крепились к ее маленьким ножкам кружевом золотистых ремешков. У нее имелась маленькая, с серебряными бусинками сумочка, а белоснежное шелковистое платье отливало глянцем в мерцающем свете свечей. Будь у меня тогда нынешний горианский опыт, я бы мигом распознал под уловками и ухищрениями свободной женщины ее рабскую сущность и понял бы, что эта удивительная красавица предназначена для ошейника.

— Этот малый утверждает, будто он выдал себя за курьера Рагнара Воскджара и тем самым провел всех нас, — сказал девушке Поликрат.

Девушка окинула меня изумленным недоверчивым взглядом.

— Нелепая ложь, господин, — промолвила она.

— Ты ведь ублажала посланца Рагнара Воскджара всю ночь, не так ли? — спросил Поликрат.

— Да, господин, таково было твое повеление. Ты приказал отправить меня в его покои.

— Заставил ли он тебя отдаться ему? — осведомился Поликрат.

— Да, господин, — подтвердила Беверли, не поднимая головы. — Заставил, и не единожды. Он владел мною много раз, полностью подчиняя своей воле.

— Стала ли та ночь для тебя уроком?

— О да, господин. Именно в ту ночь мне было дано по-настоящему осознать себя женщиной.

— И что? — осведомился Поликрат.

— О господин, — продолжила женщина, потупясь, — я полюбила это состояние. Полюбила быть женщиной.

— Отвечай, тобой владел тот самый человек, которого ты видишь сейчас закованным в цепи?

— Конечно нет, господин! — воскликнула Беверли, возмущенно вскинув голову.

— Ты уверена?

— Полностью, господин. Человек, которого ты соизволил заковать в цепи, является выходцем с Земли, а ни один мужчина с этой планеты вырожденцев на смог бы заставить меня отдаться ему так, как сумел сделать это господин в маске.

— Ты уверена? — повторил свой вопрос пират.

— Да, господин. Я покорялась и отдавалась власти истинного горианца! — с гордостью заявила Беверли.

— Я так и думал, — улыбнулся Поликрат.

Я извивался, не в силах устоять перед ласками рабынь.

— Могу я теперь удалиться, господин? — спросила Беверли. — Мне неприятен вид этого жалкого слабака.

— Обнажись, рабыня, — повелел Поликрат.

Девушка мгновенно повиновалась.

— Ступай к нему!

— Но, господин, это ведь всего лишь человек с Земли, — осмелилась возразить девушка.

Поликрат сдвинул брови.

— Прости меня, господин! — Подбежав ко мне, Беверли опустилась на колени рядом с остальными рабынями. Спустя долю мгновения, я ощутил на своем теле и ее губы, губы той, что некогда называлась Беверли Хендерсон. Мои кулаки сжались, я заскрежетал зубами, но ни малейшей возможности сопротивляться у меня не было.

— Если ты и вправду выступал в качестве курьера Рагнара Воскджара, то изволь описать характер и обстановку покоев, в которых ты провел ночь с этой рабыней, — потребовал Поликрат.

— Я не могу. Не могу! — вырвался у меня крик. В полном соответствии с моим планом.

Поликрат с Клиоменом рассмеялись: они окончательно удостоверились в том, что топаз был передан не мною. Ну что ж, пусть они до поры думают, будто получили его от настоящего курьера.

Между тем знаки внимания рабынь уже заставляли меня содрогаться и биться в цепях. Не имея возможности освободиться, я мог лишь корчиться перед лицом врага, возбуждаемый принадлежавшими ему женщинами ради его забавы.

— Ублажи его, Беверли! — приказал Поликрат.

— Повинуюсь, господин.

Она опустила голову, выставив напоказ сталь ошейника, а потом припала ко мне своими жаркими губами.

С губ моих сорвался стон, переходящий в крик. Крик стыда и унижения, крик ярости и наслаждения!

Я смотрел на Беверли, женщину с Земли, остававшуюся для меня самой изысканно-красивой и сексуально возбуждающей девушкой, какую мне доводилось встречать. На Земле я не только ни разу не поцеловал ее, но даже не осмелился коснуться ее руки. Здесь, на Горе, она по приказу Поликрата ублажала меня, как только могла!

— Ненавижу тебя! — сердито прошипела она, откинув голову, и я вновь пожалел, но уже о другом — о том, что сейчас Беверли не в моей власти. Над рабыней надлежит властвовать! В этот момент я твердо решил, что непременно стану ее хозяином. Эта красотка с Земли будет пресмыкаться у моих ног в ошейнике, с рабским клеймом на бедре.

— Заберите этого проходимца и посадите на цепь в башне с лебедкой! — распорядился Поликрат. — И пусть он молится о том, чтобы его приятели не причинили вреда посланцу Рагнара Воскджара, ибо в противном случае участь его будет ужасной.

Девушки отпрянули, уступив место мужчинам, начавшим снимать оковы.

— Ты хорошо ублажила этого малого, — сказала рыжеволосая девица, обращаясь к Беверли.

— А по-моему, — вмешалась Бикки, — она удовлетворила его слишком быстро. Я непременно поучу ее, как доставлять удовольствие господину, когда буду владеть ею.

— Унизительно ублажать мужчину с Земли, — сказала Беверли.

— Он вроде бы сильный и красивый, — заметила рыжеволосая.

— Я бы не возражала против того, чтобы стать его рабыней, — поддержала ее Бикки.

— Ты не знаешь его так, как знаю его я, — возразила Беверли. — Я презираю его, ибо он, как и все земляне, ничтожный слабак. А мы, рабыни, принадлежим настоящим мужчинам.

Мои руки сковали за спиной, после чего, сняв оковы с лодыжек, рывком поставили на ноги.