Если бы это был мой отец, он бы среагировал не менее бурно, чем родная сестра, по крайней мере, на публике. А этот стоит истуканом, давит из себя умильную улыбку, а у самого наверняка зубы сводит. Ещё я заметил на его указательном пальце перстень, по виду подозрительно похожий на одну из Пяти Печатей, о которых говорила Софи.

Наконец, мужчина отошёл от гроба и направился ко мне.

— Теодор, — улыбнулся он широко. — Милый мой племянник.

Значит, всё-таки не отец, а дядя Фердинанд.

Сильвия отстранилась, продолжая всхлипывать и бормотать «Тео, Тео», потом зажала ладонью рот и ринулась из зала, распахнув двери. Присутствующие сделали вид, что всё в порядке и Сильвия не понеслась в туалет, чтобы там блевануть. Несчастной девушке стало дурно от эмоций, только и всего.

Фердинанд заключил меня в скупые объятия и громко объявил:

— Теодор! Как же я рад, мой мальчик! — потом наклонился к уху и прошептал: — Думаешь, ты отсюда живым выйдешь, паршивец? — тут же отстранился и похлопал меня по плечу. — Невероятная новость! Гораций не поверит, что его любимый сын жив. Прости, Тео, но Иветте стало так плохо, что Гораций остался с ней и попросил меня поехать в Ронстад вместо него.

— Чего же вы меня раньше времени хороните, дядя? — прищурился я, глядя мужчине прямо в глаза. — Не разобрались, как следует. Спешите куда-то?

— Поговори мне ещё, щенок, — еле слышно произнёс Фердинанд, снова наклонившись к моему уху.

Он заметно помрачнел и повернулся к замершим в молчании участникам собрания.

Народу вокруг прибавилось, стало даже тесновато, все подошли ближе. И пока меня обнимали родственники, в зал успели вернуться патриций Орриван с Ли Сильвер. Я надеялся, что они перекинулись парой слов в коридоре, потому что Орриван выглядел куда менее бледным, чем до этого.

— Что ж, уважаемые господа, — обратился ко всем Фердинанд. — Невероятно, но принц Теодор жив. Да, аллилуйя, это так! Но остались вопросы. Как он оказался в Ронстаде? Беглый преступник Генри Ордо…

— Никто меня не похищал, — перебил я. — А теперь послушайте, уважаемые господа. — Я повернулся к патрициям, скользнул по их суровым лицам взглядом, потом кивнул в знак уважения независимым присяжным, зорко наблюдающим за происходящим (они своё дело знали). — Итак, я хочу, чтобы все поняли: меня никто не похищал. Я сам проник в Ронстад, по своей воле и с определённой целью…

Фердинанд захохотал. Он уже догадался, что сейчас я скажу то, что навсегда уничтожит весь род Рингов.

— Вот что бывает, когда парень слишком увлекается запретной любовью! Он влюбился в девушку-адепта и тайно проник в Ронстад, но, дорогие друзья… мы ведь простим принцу Теодору его юношеское увлечение? Кто не совершал безумства в семнадцать? — Фердинанд указал на Ли Сильвер. — Он и сюда её пригласил, видите? Она дурно на него влияет!

Все перевели взгляды на Сильвер, та лишь холодно посмотрела на Фердинанда.

— Простите мне мою дерзость, Ваше Высочество, но… вы ошибаетесь. Нас не связывают чувства.

Мужчина прищурился, хотел что-то сказать, но его опередил патриций Ю-Вэй Сильвер.

— Тогда почему вы пришли вместе, Ли? — спросил он.

Сильвер склонила голову.

— Потому что он мой ученик, патриций.

Я кивнул.

— Мне пришлось отправиться в Ронстад, чтобы попасть в легендарную школу Сильвер, потому что я уже не мог скрывать, что владею кодо…

Эхо звонкой пощёчины размножилось в нависшей тишине зала — Фердинанд ударил меня по лицу после слова «кодо».

— Твои выходки переходят все границы, Теодор! — прорычал он, еле сдерживаясь, чтобы не добавить мне и по второй щеке. Потом повернулся к инспектору. — Жан-Жермес, уведите отсюда делегацию из Зеола. Выведите всех! Наши семейные неурядицы должны остаться при нас. В семье не без урода, и мы разберёмся с этим сами.

И тут, наконец, слово взял патриций Орриван. К нему вровень встали остальные патриции Ронстада.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, но это не так, — сказал Орриван. — Вы прибыли обвинить нас в убийстве внука императора. Теперь же выясняется, что он не только жив, но ещё и владеет кодо. Вы понимаете, что это значит? Что ваш благословенный род лишается статуса.

— Если это так, мой принц, — добавил Мэтто Соло, — то мы готовы отстаивать независимость Ронстада и равноправие бывших метрополий.

— И снятие всех ограничений, включая крепостные стены, Ваше Высочество, — присоединился Ю-Вэй Сильвер.

Их перебил государственный обвинитель. Мужчина в мантии вышел вперёд.

— Не спешите, уважаемые. Не спешите, не нужно торопиться. Во-первых, нет никаких доказательств, что принц Теодор владеет кодо. Во-вторых, столь важные государственные вопросы решаются в Независимом Суде. И никаких решений не может быть вынесено раньше. Мы не на базаре…

— Этот мелкий бес владеет кодо! — громыхнул на весь зал тяжёлый бас Бартоло. — Многие видели, он мастер мутаций!

— Да, этот потный здоровяк прав, я владею кодо. — Я поднял ладони. — Показать?

— Он сошёл с ума, — покачал головой Фердинанд, покосился на тэна Зиварда. — Нужны меры.

Дальше тянуть я не стал, моё кодо должны были увидеть независимые присяжные и государственный обвинитель — только тогда Ринги не отвертятся.

И тут надо было действовать быстро.

Быстрее Херефорда.

А тот уже потеснил Зиварда, стоящего рядом, и шагнул в мою сторону, выставив руку в кожаной перчатке…

Херефорд и я…

В одну и ту же секунду мы применили гравитационные эрги одинаковой силы.

Между нами с треском проскочили синие молнии, воздух запестрил мелкими голубыми вспышками. Меня протащило назад на пару метров, Херефорда — примерно на то же расстояние. И такое я видел впервые: эрги нейтрализовали друг друга, не возымев почти никакого эффекта.

Зато ничего больше не надо было доказывать.

Моё кодо увидели все присутствующие, и свою часть сделки с Сильвер я выполнил сполна. Но теперь предстояло самое ценное — отстоять свидетелей, и это понимали обе стороны.

Участники собрания мгновенно перераспределили роли, и всё случилось за считанные секунды.

Херефорд сунул руку в карман плаща, его маска почернела, и меня откинуло на стену, на огромное деревянное панно с гравюрой Великой родовой битвы, пригвоздило к нему с такой чудовищной силой, будто прижало невидимой каменной плитой. Ни пошевелиться, ни выдохнуть.

Я распластался на стене с ощущением, что меня по ней размазали, распяли на ней, приколотив штырями к деревянной поверхности. В ушах зазвенело, адская боль снова раскалила правое бедро.

Оторвать себя от стены я уже не мог, мог только наблюдать и слушать…