голосом. Он сидел в кресле, в его руках была бутылка пива, но он почти не обращал на нее внимание. По крайней мере, за весь разговор он только раз приложился к ее горлышку, что было для него совершенно не характерно. — Ну и что обо всем вы этом думаете?

— Это ужасно и омерзительно! — воскликнул Сабов. Я немного удивленно посмотрел на него, так как не ожидал от своего заместителя проявления такой эмоциональности.

— Я не о том, — поморщился Перегудов. — Меня интересует, как это событие скажется на нас?

— Плохо скажется, от нас может отшатнуться часть относительно умеренных избирателей, — продолжил Сабов.

Я был согласен с его анализом, однако Перегудову эти выводы явно пришлись не по душе. Он посмотрел на меня.

— И ты так думаешь?

— Я согласен это сильный удар по нам, — дал свою оценку я.

— Черт! — воскликнул Перегудов, но тут же осекся. — Какие-то козлы замочили одну семейку, а страдать должен я. Вам, господа, не кажется, что это не справедливо?

Я считал, что это абсолютно справедливо, но благоразумно оставил это мнение при себе. За меня вновь ответил Сабов. Кажется, в этот вечер он намерен солировать. Ну и пусть солирует, мне даже это выгодней. Я бы сейчас не хотел вступать в прямой диалог с Перегудовым. И тем более спорить с ним.

— Такова участь публичного политика, он отвечает за все, даже за то, к чему не имеет никакого касательства, — резонно констатировал Сабов. Я даже мысленно ему зааплодировал.

Внезапно на смену рассеянности у Перегудова на вахту заступила злоба.

— А вот я не хочу отвечать за каких-то там юнцов. Срал я на них всех скопом. Или вы полагаете, что у меня не хватит на это гавна?

Он не заметил, как проговорился, отметил я, ни в одном сообщение не говорилось, что преступление совершили юнцы. Пока об убийцах было ничего неизвестно.

— Вы что-нибудь знаете об эскадронах смерти? — спросил Сабов, благоразумно пропустив мимо ушей последнюю реплику Перегудова.

— Да откуда мне о них знать. — Возмущение Перегудова было настолько натуральным, что если бы я не видел все своими глазами и не слышал все своими ушами, то поверил бы ему.

В комнате находился еще и Дианов. Я встретился с его взглядом и увидел в его глазах откровенную насмешку.

— Надо что-то делать, чтобы выправлять положение, — обратился к нам Перегудов. — Время на раскачку нет. Начинать надо прямо сейчас.

— Сейчас все спят, — подал голос Леонид.

— Разбудим, — раздраженно буркнул Перегудов.

— И нанесем себе еще больше вреда, — заметил Сабов. — Придется подождать до завтра, когда мы уже приедем в краевой центр. А там надо прямиком идти на телевидение и сурово осудить это убийство. И не жалеть гневных слов.

Я видел, что Перегудов задумался. Я вполне мог понять ход его мыслей. Даже если он не отдавал ни словом, ни жестом приказ об убийстве, все равно те, кто это сделали, вдохновлялись его призывами. А если он публично станет осуждать этот акт бандитизма, то может оттолкнуть от себя эту экстремистскую молодежь. А она ему нужна и не только для этих выборов, но и для более отдаленной, но очень захватывающей перспективы. Это тот его передовой отряд, который должен прокладывать ему дорогу наверх. И все же он понимал, что без осуждения не обойтись.

— И что я должен буду сказать?

— Текст мы напишем, — поспешно проговорил я.

— Но что бы не очень я там рвал на себе рубаху. Спокойно, без лишних слов и эмоций: убили, это плохо, мы таких методов не одобряем. Если кто-то тут проживает незаконно, то надо выселять, а не убивать.

— Это не пойдет, — решительно возразил я. — Событие слишком серьезное, Дмитрий прав, нужны совсем иные по накалу слова. Иначе будет только хуже, вас заподозрят в скрытом сочувствии к убийцам. Лучше уж тогда совсем не вылезать.

— Из-за каких-то черножопых так изгаляться, — не скрывая своего недовольства выданной ему рекомендацией пробормотал Перегудов.

— Шеф прав, — поддержал меня Сабов, — в такой ситуации перед нами стоит задача не выражать осуждение, а решительно отмазать себя от этой грязи. Есть вещи, с которыми невозможно никакой компромисс.

— По-твоему я к этому причастен? Да я знать ничего не знал.

— А это не важно, — спокойно парировал Сабов. — Важно, что люди станут связывать одно с другим. И нужно во что бы то ни стало оборвать в их воображение эту цепочку. Они должны быть твердо убеждены: вы отдельны, а это злодеяние отдельно. Это все равно, что находится по разным сторонам баррикады.

Умница, похвалил я Сабова. Не зря он надеется победить меня когда-нибудь в честной борьбе. Это достойный соперник.

— Ладно, что напишите, то и зачитаю. — Перегудов вдруг мгновенно потерял интерес к нашему разговору. Когда мы вышли из его номера, он даже не посмотрел нам вслед. У него было гораздо более важное занятие, он сосал пиво.

— Пойдемте-ка ко мне и обсудим ситуацию, — сказал я. — С таким положением мы еще не сталкивались.

— Я думаю, что это целесообразно сделать, — тут же отозвался Сабов.

Зато к моему удивлению Леонид большого желания не проявил. Я видел, что обсуждать ситуацию ему явно не хотелось.

— Мне кажется, она предельна ясна. О чем еще говорить, — произнес он.

— А мне кажется, все как раз наоборот, после этого убийства все мы оказались в иной зоне. И я не уверен, что мы знаем, что надо дальше делать.

— Ну, хорошо, — сдался Окулов. — Пойдемте, поговорим.

Мы прошли в мой маленький и тесный номер. Леонид и Сабов уселись на кровати и выжидающе посмотрели на меня. Я ж вдруг пожалел о своем приглашении. Что я им скажу? Говорить правду я пока не могу. Я должен соблюдать сверхосторожность, на кон поставлена моя жизнь. Но и молчать тоже нельзя, иначе как объяснить мою настойчивость.

— Я хочу, чтобы мы отдавали себе отчет: это убийство имеет прямое к нам отношение.

— Не вижу прямой связи, — возразил Леонид.

— Ты тоже не видишь? — посмотрел я на Сабова.

— Связь, конечно, существует, но не стоит соединять оголенные электрические провода. Возникнет искра, а это опасно, — ответил он.

— Ты очень благоразумен, Дмитрий, — заметил я. — Но одним благоразумием ситуацию не разрулишь. Хотим мы того или нет, но Перегудов своей избирательной кампании усиливает у определенной части населения экстремистские настроения. И мы видим, во что они выливаются. И получается, что мы тоже к этому причастны.

— Это не наша вина, — сказал Леонид. — Мы все делаем, чтобы умерить пыл Перегудова. А если не все получается, то пусть пеняют на это он и его