Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полководец был возмущён, разъярённый мозг не мог найти пути, чтобы прогнать её, а сама девушка, видя его ярость, улыбалась ей в лицо, как он её и учил.
Это дочь полководца, почти всю жизнь провела рядом с отцом, кроме последнего года. Никто его не знал лучше, чем она, но она желала не знать!
–Данучи, – ответил художник.
–Ты остался без рук! – начала она бесцеремонно. – Думаю, тебе не помешают лишние руки. Тебя бы я поберегла…
Сарказм в последней фразе, но художнику понравилось, ведь все, кто вокруг, такого не посмеют…
–Это моя дочь, – вставил своё слово полководец, чем вызвал гнев на лице Анастасии, ведь теперь художник смотрел иначе на неё.
–Почему же раньше я её не видел? – бестактно и бесстрастно спросил Данучи, не скрывая подозрения, обратившись к полководцу так, словно Анастасии здесь нет.
–Потому что я присоединилась к моему любимому отцу, когда ты убил душу города! – ответила с вызовом девушка, но дрогнул не художник, а полководец, не успевший раскрыть рот.
«Как она поняла, что убита душа города?», – вопрос родился у обоих, но не сорвался с языка.
–Данучи – лучший воин, – ответил ей отец. – Ему не нужна нянька! Он сам способен…
–Отнюдь, – прервал его слова художник. – Мне очень нужна нянька и нужен воин, способный защитить меня, которому бы я доверил мой меч во время боя…
–Нет, – с ужасом в голосе прошептал полководец, но был не услышан.
Это слово исходило и от Арлстау, и от Иллиана, но оба невидимы для неё. Оба в этой истории сопереживали Анастасии.
–Я согласна, – ответила она, немедля словом.
И делом не помедлила, подошла к художнику и протянула руку, чтобы вытащить меч из ножен, но Данучи остановил её жестом беспалой руки.
–Ещё не время, – сказал он тихо, и все здесь знали, что время придёт…
С этого момента его пребывание здесь украшено бдительным взглядом двух очаровательных девушек, одна из которых невидима ни для кого, кроме него и Арлстау, а другая стала хранителем кисти и бумаги, будущим покорителем меча, внутри которого душа войны.
Для чего Анастасия оказалась нужной художнику? Потому что она дочь полководца, а он ему враг. Она, всего лишь, козырь для Данучи, который можно швырнуть в лицо полководца в подходящий момент! Она – второй ферзь на поле боя. Привыкать к ней не хотелось, ведь в любой момент придётся использовать – как инструмент, а не, как человека.
И раздражение, и умиление, и гнев, и радость он испытал к ней лишь за первую встречу, а к следующему дню список эмоций оказался шире, но и это ещё не будоражило сердце!
Другая девушка не уходила, ещё не бросила художника, как когда-то давно, но и слов молвить не желала – не мешала ему быть с Анастасией наедине, хоть и ревновала, и Данучи её безмолвию не противился.
Солнце пекло его спину уже несколько часов, он сидел у деревьев и смотрел в кусок зеркала, в котором только что увидел сморщенное лицо старика. Ещё одно наказание прикатилось сквозь коридоры времени. Раньше он видел себя таким, каким видели люди – молодые глаза, молодое лицо. Для всех он выглядел молодо, а от зеркала истину скрыть не всегда получается…
Да и сам Данучи понимал, что стар – с временем не стал шутить, создал лишь иллюзию, по которой всем кажется, что он молодой.
Анастасия с утра с интересом наблюдает за ним, но со страхом ожидает момента, когда прикажет ей поднести кисть и полотно. Язык чесался. Без слов внимать на размышления художника надоедает – и лучше рано, чем поздно.
–Что ты видишь в них? – спросила она.
Данучи поморщился – будто бы нарушила его идиллию, вырвала из фантазии, и он снова вошёл в тупик. Во всём обвинил её неуместный вопрос.
–Себя, – ответил после долгой паузы, во время которой ему показалось, что девушка что-то в нём успела раскусить.
–Значит, ничего ты в нём не видишь!
Обернулся, встретился взглядом. Поднялся на ноги и подошёл к ней, щёки горели, уши желали её слушать.
–Так и есть, я ничего не вижу, а что видишь ты?
–Я вижу в них второй шанс.
–Считаешь себя лучше других? – спросил он, усмехнувшись.
Вопрос был нежданным и колким. Застал врасплох.
–Это плохо?
–Если считаешь себя лучшей в чём-то, то это хорошо, полезно. Но считать, что ты лучше, чем все остальные люди – это великая глупость, которая приводит к тому, что ты остаёшься один. Такое ощущение, что ты всю жизнь провела со своим отцом, а другие мужчины боялись смотреть на тебя, потому что полководец для них это страх!
–Так и есть. – выдохнула она. – Ты первый, кто смотрит на меня, как на женщину…
–Предана ему?
–Нет.
–Потому что хочешь на свободу?
–Я не знаю…
Она была растеряна, от его слов ей хотелось рыдать. Хотела раскусить художника, а выдала себя.
–Тебе легко судить, – бросила она ему в лицо, вложив ярость и боль. – Ты вечно молодой, заморозил время для себя, а я уже устала ждать, когда закончится война…
–Ты на моей стороне?
–Да, – ответила она уверенно. – Надежда лишь на тебя, но, если ты убьёшь моего отца, сам понимаешь – либо умру, либо убью тебя твоим же мечом!
Ему понравился её выпад.
Анастасия приподнялась и уселась с ним рядом. Широко улыбнулась, и он не понимал, к чему всё это. Даже позволил себе мысль, что она его поцелует, но девушка, всего лишь, достала из сумки шахматы.
–Играл в них когда-нибудь?
–Думаю, да, раз помню фигуры и сейчас вспоминаю ходы. Но, как…
Он хотел намекнуть ей про руки, но она опередила:
–Ты говори, а я за тебя буду двигать фигуры.
–Долго…
–И что?
Действительно, и что, что долго?! В первых пяти партиях победы были за художником. Атаковал конями и ферзём, остальными фигурами оборонялся.
В шестой победу одержала она, не удержался – поддался!
–Я с детства размышляла над этой игрой и над мудростью того, кто её придумал. Её создал чей-то гений, а не человек! Почему король такой слабак в ней, как и пешки, которые лишь расчищают для него дорогу?! Все фигуры наделены какими-то особыми способностями, ферзь так и вовсе всемогущий, но, однако, игра заканчивается со смертью короля, а не ферзя…
Она остановила свои мысли, подарила взгляд водопаду, защищавшему два дерева, словно в нём было продолжение её рассуждений, а рукой дотронулась до левого плеча художника, собираясь подняться.
–Продолжай,