Стивен: Скрипичный концерт Брамса. Это была первая пластинка, которую я купил в своей жизни. Шел 1957 год, и в Британии только что появились проигрыватели, работавшие со скоростью 33 оборота в минуту. Мой отец считал, что покупать такой проигрыватель – верх безрассудства, но я убедил его, что сам сумею собрать «вертушку» из частей, которые куплю по дешевке. Этот довод для него, как для йоркширца, стал решающим. В старый корпус патефона на 78 оборотов я смонтировал диск с движком, тонарм и усилитель. К сожалению, я не сохранил его, а ведь этот проигрыватель сейчас был бы большим раритетом.

Собрав этот аппарат, я захотел что-нибудь на нем послушать. Школьный приятель посоветовал мне найти скрипичный концерт Брамса, потому что среди наших друзей ни у кого не было этой пластинки. Я помню, она стоила тридцать пять шиллингов[73], что в те времена было баснословно дорого, особенно для меня. Конечно, цены на пластинки в абсолютном смысле с тех пор поднялись, но относительно других товаров они стали дешевле.

Когда я впервые прослушал эту пластинку в магазине, мне она показалась довольно странной. Я совершенно не был уверен, что она мне нравится, но правила приличия заставили меня сказать обратное. Однако через несколько лет она стала мне очень дорога. Сейчас я хотел бы послушать начало адажио.

Сью: Один из старинных друзей вашей семьи сказал мне, что вашу семью считали – я цитирую – «очень интеллигентной, очень умной и очень эксцентричной». Теперь, заглядывая в прошлое, скажите: верно ли это?

Стивен: Мне трудно сказать, была ли наша семья интеллигентной, но эксцентричными мы себя точно не чувствовали. Хотя, конечно, мы могли казаться такими по меркам Сент-Олбанса, весьма степенного и консервативного по тем временам городка.

Сью: Ваш отец был специалистом по тропическим болезням.

Стивен: Мой отец проводил исследования в области тропической медицины. Он часто уезжал в Африку, чтобы в полевых условиях испытать новые медикаменты.

Сью: Значит, ваша мать имела на вас большее влияние? И если это так, как вы могли бы охарактеризовать это влияние?

Стивен: Нет, отец имел на меня большее влияние. Я брал с него пример. Он был ученым, исследователем, и я воспринимал научную карьеру как нечто само собой разумеющееся. Разница была только в том, что меня не интересовали медицина и биология, так как они казались мне слишком неточными и описательными науками. Я хотел чего-то более фундаментального, и я нашел это в физике.

Сью: По утверждению вашей матери, вы всегда умели удивляться. «Я понимала, что его могут привлечь звезды», – говорила она. Вы помните это?

Стивен: Я помню, как однажды ночью возвращался домой из Лондона. В те времена уличное освещение в целях экономии выключали в полночь. Я увидел звездное небо таким, каким до этого не видел никогда: Млечный Путь от края и до края. На моем необитаемом острове не будет ни одного уличного фонаря, уж там я наслажусь видом ночного неба.

Сью: Очевидно, вы были очень ярким ребенком, верховодили в играх с сестрой. В то же время в школе вы могли быть одним из последних в классе, и вас это совсем не волновало. Так ли это?

Стивен: Так было в тот год, когда я начал учиться в школе Сент-Олбанса. Но надо сказать, что это был очень сильный класс. Мне было куда легче сдавать экзамены, чем ежедневно присутствовать на занятиях. Я был уверен, что могу достичь большего, но все дело портили почерк и общая неаккуратность, которые тянули меня на дно классной иерархии.

Сью: Какова же пластинка номер три?

Стивен: Когда я учился на последнем курсе в Оксфорде, я прочел роман Олдоса Хаксли «Контрапункт». Он был задуман как сага о 1930-х годах, там было множество действующих лиц. Большинство из них, правда, были выписаны достаточно схематично, но один герой выглядел очень жизненно и, очевидно, был во многом списан автором с самого себя. Этот персонаж убил лидера британских фашистов, прототипом которого был сэр Освальд Мосли. Затем он поставил в известность о своем поступке других членов обезглавленной им партии и стал слушать пластинку Бетховена, струнный квартет, опус 132. В середине третьей части позвонили в дверь его дома. Он открыл дверь и был застрелен фашистами.

Сам роман мне не понравился, но я целиком поддерживаю Хаксли в его выборе музыки. Если бы мне сказали, что на мой остров надвигается цунами и вскоре волна накроет меня с головой, я бы решил послушать под конец именно третью часть этого квартета.

Сью: Вы поступили в университетский колледж в Оксфорде, чтобы учиться физике и математике. По вашим собственным оценкам, вы посвящали учебе в среднем около одного часа в сутки. Я читала, что вы занимались греблей, участвовали в пивных вечеринках, разыгрывали людей ради собственного удовольствия. Как вы это объясните? Почему вы так мало времени уделяли учебе?

Стивен: Это был конец 1950-х годов, молодежь была разочарована в политической правящей элите. Никому, казалось, ничего не нужно было в жизни, кроме изобилия и еще раз изобилия. Консерваторы одержали свою очередную, третью победу на выборах с лозунгом «Еще никогда не было так хорошо». Большинство моих ровесников, включая и меня тоже, откровенно устали от всего этого.

Сью: Тем не менее вы смогли за несколько часов решить те задачи, над которыми ваши сокурсники бились несколько недель. Они считали, и не раз говорили об этом, что вы обладали исключительным талантом. А вы сами догадывались о своих талантах?

Стивен: Курс физики в Оксфорде в то время был смехотворно простым. Можно было вообще не ходить на лекции, а лишь пару раз в неделю посещать семинары. Память особенно напрягать тоже было не нужно, достаточно было запомнить несколько уравнений.

Сью: Но ведь именно в Оксфорде вы заметили, что руки и ноги перестают подчиняться вам. Как вы тогда это себе объясняли?

Стивен: Первое, что я заметил, – это то, что мне стало труднее грести. Потом я упал с лестницы, выходя из студенческой комнаты отдыха. Я пошел к университетскому доктору, так как боялся, что у меня может быть сотрясение мозга, но он сказал, что у меня все в порядке, и посоветовал мне завязать с пивом. Сдав в Оксфорде выпускные экзамены, я уехал на лето в Иран. Когда я вернулся, то чувствовал себя гораздо хуже, но думал, что сказываются последствия расстройства желудка.

Сью: В какой момент вы признали, что с вами что-то неладно, и решили обратиться к врачу?

Стивен: Я был в Кембридже. На Рождество поехал домой. Была очень холодная зима, примерно 17 градусов мороза. Моя мама уговорила меня пойти покататься на коньках на нашем озере в Сент-Олбансе, хотя мне этого совсем не хотелось. Там я упал и поднялся с большим трудом. Мама сильно забеспокоилась и повела меня к семейному врачу.