Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тюремная камера. У з н и к лежит на нарах. Дверь отворяется, входит Г у б е р н а т о р, лицо его спрятано в поднятом воротнике шинели.
Г у б е р н а т о р (бросает через плечо). Ждите в коридоре. Но забудьте, что у вас есть то, что называется ушами и глазами. (Захлопывает дверь, опускает воротник, смотрит на Узника.)
Узник неохотно встает.
Я не представляюсь…
У з н и к. Это излишне, я знаю вас.
Г у б е р н а т о р. Вижу вас впервые, но знаю о вас достаточно много. К сожалению, только из судебных документов. (Пауза.) Да, знаю даже, когда вы умрете.
У з н и к (оцепенев). Когда?
Г у б е р н а т о р. Завтра на рассвете. Несколько часов назад я подписал это решение. Садитесь.
У з н и к (шепотом). Завтра на рассвете? (Садится.)
Г у б е р н а т о р. Я просил, чтобы вас не уведомляли. Мне казалось, что будет лучше, если вы услышите это от меня. Я не принадлежу к людям, которые предпочитают прятаться за бумажонками. Кроме того, я полагаю, нам есть что сказать друг другу.
У з н и к. Нам?
Г у б е р н а т о р. Да, нам обоим.
У з н и к. Я не испытываю такой потребности.
Г у б е р н а т о р. А я испытываю. Эта потребность вытекает из положения, в котором мы оба находимся. Оно почти одинаково.
У з н и к. Мне известно только мое. Оно не из лучших. Но, несмотря ни на что, я не поменялся бы с вами.
Г у б е р н а т о р. И все же мое положение не настолько отличается от вашего, как полагаете вы. Пожалуй, разница состоит лишь в том, что вы уже знаете, когда умрете, а я… Я, быть может, еще раньше, чем вы, либо чуть позже.
У з н и к. В вашем возрасте это может случиться скорее раньше, чем позже.
Г у б е р н а т о р. Не об этом речь. Я мог бы прожить еще десять или пятнадцать лет. Я из семьи долговечных. К сожалению, я сделал кое-что…
У з н и к. Знаю, что вы сделали. Сквозь эти стены проникает значительно больше, чем вы думаете.
Г у б е р н а т о р. В таком случае вам известно и то, что я должен быть убит?
У з н и к. Нет, это еще нет…
Г у б е р н а т о р. Все в городе думают так, и я считаю это чем-то вроде приговора. Хоть никто и нигде его не оглашал, все убеждены, что иначе быть не может. (Смеется.) Вы не поверите, даже люди из моего окружения, самые близкие…
У з н и к (строго). Ваши судьи совсем не там. Большие преступления вправе судить лишь простые, обыкновенные люди. Ведь большие преступления всегда направлены против них.
Г у б е р н а т о р. Их я и разыскиваю, моих судей. Четыре дня не делаю ничего другого. Поскольку я принял приговор, который они мне вынесли, я считаю, что вправе взглянуть им в глаза. Они должны знать, что побуждения мои смелы и в какой-то мере честны.
У з н и к (с некоторой гордостью). Это кое-что значит — смело взглянуть в глаза своим судьям.
Г у б е р н а т о р. Короче говоря, я пришел к вам, как приговоренный к приговоренному. Согласитесь ли вы теперь, что нам есть что сказать друг другу?
У з н и к. Но ведь дело же не в вас! Приговор вынесен тому миру, который вы представляете. Классу, к которому принадлежите. Ради которого вы пролили кровь голодных и безоружных людей.
Г у б е р н а т о р. Знаю, эти речи мне знакомы. Но вы неправы, говоря, что дело не во мне. Если вы не заметите человека на стороне противной, можете не заметить его на своей.
Узник, несколько озадаченный, внимательнее приглядывается к Губернатору.
Я знаю, что вам трудно говорить со мной… И все же в этом что-то есть. Пока у людей остается то, что называют лицом, еще не все потеряно. Я пришел именно затем, чтобы взглянуть в ваше лицо, но мне хотелось бы, чтобы и вы увидели мое.
У з н и к. Мое лицо не скажет более того, что вам уже давно известно. Я ненавижу ваш мир, это все.
Г у б е р н а т о р. Знаю. Это явствует из документов вашего дела — их очень много, но для меня слишком мало. Мне хотелось бы поговорить с вами о том, чего там нет…
У з н и к. Не могу понять, что может интересовать вас в человеке, который погибнет завтра на рассвете!
Г у б е р н а т о р. Вы не должны думать только о себе. Перед смертью стоит поразмыслить, хотя бы с минуту, и над тем, что мы оставляем для завершения другим людям, нашим лучшим друзьям, товарищам по общей борьбе…
У з н и к (в раздумье). К сожалению, они будут бороться уже без меня… (Пылко.) Но, уверяю вас, будут бороться!
Г у б е р н а т о р. Не сомневаюсь. За свержение существующей власти. И за установление новой.
У з н и к. Они завоюют ее! Наверняка!
Г у б е р н а т о р. Вполне возможно. (С подчеркнутой иронией.) Но вас-то тогда уже не будет… (Пауза.) Вы сожалеете?
У з н и к. Не знаю. Мне жалко лишь то, что я уже делал в своей жизни. Если бы мог, все начал сызнова.
Г у б е р н а т о р (смеется). Хитрец!
У з н и к. Не понимаю.
Г у б е р н а т о р. Признайтесь, вы благодарны судьбе за то, что она повелела вам остановиться на этом?
У з н и к. Это вам не поможет. Я ведь один из многих.
Г у б е р н а т о р. Положим, не совсем так. У вас тоже есть свои святые. Вы будете одним из них.
У з н и к (повеселев). Это не моя, а ваша заслуга.
Г у б е р н а т о р. Только отчасти. Ведь и святость заслуживается лично: благодаря смелости, страданиям, жизни, возложенной на алтарь… Ваши друзья сумеют это оценить. Когда они захватят власть, то украсят ее в числе других имен и вашим. (Тихо смеется.) Но вас тогда не будет… Кто знает, может, они порой будут думать: этому повезло…
У з н и к (растерянно). О чем вы говорите?
Г у б е р н а т о р. Какой вы недогадливый! О страшной подоплеке власти… (Отворачивается, подходит к окну, подымает голову.) Ночью будет дождь. Люблю, когда моросит. (Узнику.) А тогда не моросило. Людям пришлось смывать кровь… (Пауза.) Теперь они, наверно, прикидывают, как я буду убит — бомбой или из револьвера.
У з н и к (наблюдает за ним; после паузы). Вам страшно?
Г у б е р н а т о р (словно не слыша). В сущности, я презираю людей. Их судьба неотвратима, как законы природы.