«Милый мальчик Матвей, поздравляю тебя с именинами. Желаю тебе всего самого лучшего. Пусть Господь пошлет тебе здоровье и душевный мир, который является величайшим даром для нас, смертных. А твой Ангел хранитель дарует тебе сил для написания новых чудесных сказок». И подпись — «Александра».

— И это всё? — неосмотрительно удивился я и повертел в руках лист бумаги.

Мне тут же попытались отвесить затрещины с двух сторон, но рука мамы столкнулась с рукой бабушки и я не пострадал, но на всякий случай переместился на другую сторону нашего круглого стола.

— Ему царица поздравления присылает! А он ещё и не доволен что послание короткое. Эмма, открывай посылку от царицы, — распорядилась бабушка Ютта.

Мама, покосившись на меня, вскрыла бумажную бандероль, в которой под многочисленными бумажными слоями обнаружилась небольшая картина. С тыльной стороны полотна была приклеена записка. Которая извещала, что перед нами копия картины «Преподобный Доктор Мартин Лютер» авторства художника Лукаса Кранаха Младшего.

— Ой! Божечки! Пресвятой Мартин! — Бабуля как только услышала название картины сразу же начала креститься и тут же затянула гимн «Десять заповедей», написанный тем же Мартином Лютером.

Её пение подхватила матушка, сестрица Анью, тетка Сусанна, а затем уже и я. Мелкие, мои новые братья и дети Аньи просто молчали. Так как им по возрасту рано ещё гимны учить. Вот пойдут в школу, там их этому и научат.

Раньше, когда только попал в это тело, я воспринимал все эти молитвы, службы и песнопения как дань времени. И учил, чтобы не засыпаться перед местными. Но затем как-то втянулся. Особенно после того, как отец Харри поставил меня солистом церковного хора, заявив, что я обладаю очень красивым голосом. Постепенно я затянул в этот хор и всех своих мальчишек из моей банды.

— Радость-то какая! — закончив петь, изрекла бабуля. — Как будто помолодела прям! Хороший подарок! Куда нам её повесить? — баба Ютта, держа в руках картину, стала примерять куда в доме можно повесить столь ценный артефакт.

— Нет, ба! — громко и четко сказал я. — Мы отдадим эту картину в новый храм, когда его построят. С условием. Чтобы отец Харри указал под ней, что картина «Преподобный Доктор Мартин Лютер» подарена семье Хухта русской императрицей.

— Ооо! Да! Так и поступим! — сразу поняла всю подоплёку этого, планируемого мною поступка бабуля, а вслед за ней закивали и остальные женщины, жажда, как говорится, ничто, а вот имидж — это наше «всё».

Наш пастор, как только узнал о планах отца попробовать перевести Яали из статуса села в город, тут же стал активно его в этом поддерживать. Старый епископ нашего диоцеза Отто Иммануэль Колляндер, который приезжал проверять мою одарённость, уже умер. Но и новый епископ Юхо Коскимес вполне благосклонно относился к нашему приходу и поддержал идею с городом.

Так что 1 июня 1906 года, после проведения опроса, одобрения религиозных и светских властей губернии, наше село официально признали городом в финляндском сенате. Всё произошло настолько быстро и беспроблемно, что многие до сих пор удивляются. А многие до сих пор не осознали того факта, что из крестьян вдруг, почти в один момент, стали горожанами.

Зато это быстро осознал наш пастор, который стал на каждой службе агитировать за строительство нового храма. Каменного и более вместительного. Даже начал сбор средств на это дело. Пришлось и деду Кауко внести десять тысяч марок и пообещать священнику, что продаст нужное для строительства количество кирпичей по себестоимости. А мне пришлось написать письмо Эмилю Викстрёму, создателю «моего» памятника, с просьбой посоветовать архитектора для постройки церкви.

До выборов в сентябре, временно, городским Головой назначили моего отца. А вот дядя Раймо Коскинен так и не стал главным городским инспектором. На эту должность нам прислали человека из Улеаборга. Впрочем, когда в сентябре пройдут выборы градоначальника и депутатов городского сейма, вот тогда они и будут вольны решать кого назначать на те или иные должности. Или изменить городской герб, который нам придумали в Гельсингфорсе, основываясь на местных особенностях. Три серебристых рыбёшки с тремя коричневыми кирпичами, нанесенные на треугольный зелёный щит герба, одобряли многие жители Яали. Всем импонировало то, что ни один город княжества не имел до этого треугольного щита в гербе.

— Матти, на, читай, — тем временем, пока я предавался воспоминаниям, матушка распечатала письмо от графа Витте и теперь протягивала мне лист для чтения.

Послание от Сергея Юльевича в отличие от письма царицы было более объёмным. И напечатанным на машинке, а не написанным от руки. В нём министр поздравлял меня с днём рождения, витиевато желал всех благ и благодарил за помощь в предотвращении ограбления отделения государственного банка. А в бандероли оказался набор из четырёх серебряных подстаканников с клеймом Карла Фаберже. Которые тут же заняли почётное место в нашем кухонном буфете.

— Чтобы сегодня же написал ответы и поблагодарил, — строго сказала мама. — И принесёшь мне на проверку.

Я лишь обреченно кивнул соглашаясь с этим требованием.

……

— Это ты сам сделал? — удивился Александр Бьярнов, крутя в своих руках единственный удачный экземпляр моей копии французской винтовки «MAS-36», который я вытачивал, собирал и подгонял в течение полугода.

Поставленная датчанами линия по производству стволов потребовала всего внимания наших конструкторов Шмайссера и Бьярнова. Так что им стало не до меня, и я был волен заниматься чем угодно. Но, помня просьбу генерала Рамзая о выпуске винтовки, я решил попробовать свои силы как оружейника. Выбрав, как мне казалось самую простую оружейную конструкцию с которой я был неплохо знаком по своему предыдущему миру. Так-то Шмайссер склонялся к тому, чтобы купить по дешёвке лицензию на германскую винтовку «Gewehr 88» конструктора Шлегельмильха.

— Да, дядька Александр, — с некоторых пор старый учитель оружейник позволял мне, называть его именно так.

— Хм, посмотрим, — он взвесил винтовку в руке. — Восемь фунтов. Легкий карабин. Так, затвор продольно-скользящий. И я бы сказал — поворотно-цилиндрический. Два упора в задней части стебля. Там