Кузьмич вместе с высоким худым военнопленным работал наверху. Свою работу он делал с улыбкой и прибаутками. Петя видел, что шутки ленинградского повара помогают пленным. Изредка раздавался их дружный смех и отдельные восклицания: «Ай да, Кузьмич! Уморил, уморил бродяга…» Чувствовалось, что и в невыносимых лагерных условиях он остался таким же весельчаком и балагуром, каким его знал Петя там… в танковом полку.

И тут мальчику пришла неожиданная мысль: «А ведь Кузьмич неспроста работает наверху. Он все продумал. Он ждет меня у шпал. Я пристроюсь в кустах, а он наверху. Гитлеровцы далеко. Разговаривай сколько хочешь. Молодец, танкист. Это, может, единственный шанс переговорить с ним. Ведь уединиться ему невозможно…»

От поваленного обгоревшего вагона до кустов было всего метров семь. Кузьмич уже заметил Петю и кивками головы приглашал мальчика к шпалам. Тот взмахом руки дал знак, что он все понял. Потом еще раз внимательно осмотрелся и бесшумно преодолел последние метры, и вот он в недоступной для глаз гитлеровских солдат зоне. Лицо у Кузьмича светилось радостной улыбкой, он готов был расцеловать мальчика, но мешала высота. А тот с жалостливой улыбкой долго смотрел на Кузьмича, а затем шепотом произнес:

— Ну, как… как вы, такой смелый и ловкий солдат, оказались в плену? Ведь здесь каторжная работа, каждый день гибнут люди… Что ждет вас здесь?..

Кузьмич тяжело вздохнул, усмехнулся и громко сказал:

— Да, Петенька, ты правильно заметил. Мы на каторге… Страшной, фашистской каторге… Нас бьют, в нас стреляют, над нами измываются все — от последнего гитлеровского солдата до этих псов-полицейских — изменников Родин ы. О, этих сволочей я ненавижу больше гитлеровцев. Я понимаю фашистов, понимаю их цель — уничтожить первую страну социализма. Это открытый и ясный враг. Но никак… никак я не могу понять предателей. Хотя некоторых из них понять можно. Они обиделись на нас, советских людей, за свои потерянные заводы, фабрики, поместья, чины и разные привилегии. Они увидели в фашистской Германии силу, которая поможет им вернуть все это. Но вот никак я, Петя, не могу понять тех, кто переметнулся к фашистам из-за куска хлеба. Ведь многие из них были примерными советскими гражданами. Их Родина кормила, поила, дала образование, работу, некоторым солидные должности. И вот в тяжелую для нее годину они ответили ей черной неблагодарностью. Из-за лишнего куска они пошли на службу к фашистам. Но поверь мне, дорогой мой мальчишка, таких сволочей ничтожная кучка. Какая-то совсем небольшая долька… Малюсенький процентик… В основном военнопленные, с которыми мне пришлось встречаться, настроены патриотически и твердо верят в победу нашего строя… В победу советского оружия… У нас в лагере ведется кое-какая патриотическая работа: помогаем больным, раненым и истощенным людям питанием, начали издавать лагерную рукописную газету, в которой призываем военнопленных не верить фашистским басням о скорой их победе, о взятии Москвы и Ленинграда. Готовим группы для побега из лагеря. Отдел 3-а, который ведет в лагере контрразведывательную работу, насадил кругом своих шпиков и провокаторов. Поэтому нужно быть очень осторожными. Но работа ведется. Наша подпольная организация разрастается. Так можешь и доложить туда, знаешь куда. Обязательно доложи, что Кузьмич предателем никогда не был и никогда им не будет. А теперь слушай внимательно…

Чертыхаясь, он опять схватил с напарником шпалу и, уложив ее в последний ряд противоположного от Пети края штабеля, стряхнул с рук грязь и ласковым взором долго смотрел на прислонившего к шпалам мальчика. Затем он подмигнул ему и сказал:

— Времени у нас, Петруша, совсем мало. Вон фашистские церберы так и смотрят сюда. Не дай бог, кто-нибудь из них подойдет к нам. Поэтому давай поговорим о деле. Правда, Семеныч, дело прежде всего?

Напарник Кузьмича кивнул головой в знак согласия и басом произнес:

— Чем быстрей вы поговорите, тем лучше для всех нас и, конечно, для дела. Время не терпит. Кузьмич, пока гитлеровцы заняты костром, выкладывай пареньку все, что мы разузнали.

Петя видел, что времени у них действительно было совсем мало. Скоро высота штабеля станет недосягаемой для работающих снизу пленных, и тогда шпалы придется таскать в другое место, ибо здесь, у кустов, места для следующего штабеля не было. Да, надо торопиться. Он весь напрягся и громко сказал:

— Я слушаю, Кузьмич, внимательно слушаю.

Продолжая свою тяжелую работу, танкист начал быстро говорить:

— На станцию Любань гитлеровцы ежедневно пригоняют 60–70 вагонов с боеприпасами. Большинство из них артиллерийские снаряды 120 мм. Разгружаем мы их, как правило, вот в этой, южной, части станционных запасных путей. Рядом вон с тем домом. — Мужчина рукой показал на спшционное здание, куда совсем недавно вошел немецкий офицер, и продолжил: — Так вот рядом с этим домом находится зенитная батарея из двенадцати орудий. Она прикрывает с юга станцию Любань. Батарея сильно замаскирована сетками. С воздуха ее увидеть невозможно.

Наклонившись, Кузьмич долго укладывал с напарником очередную шпалу, потом посмотрел на юного разведчика и спросил:

— Тебе все понятно, Петя? Может, помедленнее говорить?

Мальчик поднял голову и тихо сказал:

— Мне все понятно, Кузьмич.

Танкист продолжил:

— Ожидающие разгрузки вагоны стоят на запасных путях к северу от станции. Это в километре отсюда. И там, в березняке, — замаскированная зенитная батарея.

Тут Кузьмич увидел, как у костра резко поднялись двое немецких солдат и, держась за рукоятки автоматов, стали внимательно наблюдать за работающими военнопленными. Танкист замолчал и стал с Семенычем возиться с тяжелой шпалой. Солдаты поговорили о чем-то между собой, прокричали:

— Лос, лос… Бистро, работа бистро…

Затем фашисты уселись на плащ-накидки, наброшенные на шпалы, и занялись костром. А Кузьмич зло сплюнул и громко проговорил:

— Ишь, сволочи, не сидится им у тепла. Вынюхивают все…

Затем он тепло посмотрел на мальчика и ласково сказал:

— Теперь, Петруша, слушай меня дальше.

Тот в знак согласия кивнул головой, а танкист продолжил:

— Ты видел, что половина пленных была загнана в машины и увезена. Они занимаются разгрузкой машин с боеприпасами, которые грузят наши товарищи на станции. В восьми километрах севернее Любани, на шоссейной дороге, в небольшом лесу фашисты создали огромный склад артиллерийских снарядов и гранат. Штабеля со снарядами и ящики с гранатами высотой более двух метров тянутся почти на километр. Склад обнесен колючей проволокой. Охраняет его зенитная батарея и взвод гитлеровских солдат с тремя врытыми в землю танками. Вот бы направить на него нашу авиацию. Да, это был бы грандиозный фейерверк…

Кузьмич замолчал. До мальчика доносилось лишь только кряхтение и проклятия в адрес Гитлера и его своры. Танкист и Семеныч, не останавливаясь ни на минуту, продолжали свою тяжелую работу. Петя решил, что настала очередь поговорить с Кузьмичом и о лагере. Немцы все так же сидели у костра и изредка покрикивали на военнопленных. Мальчик поднял голову и, когда танкист с Семенычем подошли со шпалой к краю штабеля, задал вопрос: