Невозможно описать, как мало заботятся (русские) о (тех) удобствах для иностранных [и датских] посланников, которые они должны бы им предоставлять, как по обязанности, так и ввиду предупредительности, с какой в Дании относятся к (собственным) их посланникам. О чем бы ни случилось просить у (русских) — о помещении ли, дровах, (суточных) и т. д., (посланник) вынужден таскаться к ним и кланяться, как будто состоит в (русском) подданстве, и все-таки ему не удается добиться и половины того, на что он имеет право. Если же всякий раз жаловаться своему государю, то (на такую переписку) потребовалось бы гораздо больше времени, чем на ведение главных дел посланника.

Отсутствие почты через (Россию) представляет в Санкт-Петербурге большое неудобство. Отправлять из Петербурга письма можно только с русским гонцом, (которого) приказ, когда заблагорассудится, посылает в Мемель, ближайший город, откуда идет почта. Нередко, (в тех случаях), когда я больше не мог ждать (:либо когда в течение двух-трех недель не было курьера:), (русские), на мой запрос, нельзя ли мне отправить письма, отвечали, что им (и) самим(-то) писать не о чем, и я (поневоле) должен был удовлетворяться подобным (ответом), временно прекращая обязательную всеподданнейшую переписку с моим государем, пока это соответствовало видам приказа.

11-го. Царь написал собственноручное (письмо) в Москву вицепатриарху, митрополиту Рязанскому, приглашая его приехать в Санкт-Петербург для венчания герцога Курляндского с царевной (Анной). Однако (митрополит от этого) отказался, ссылаясь на свою немощность и (слабое) здоровье, не дозволяющие ему предпринять столь дальнее путешествие[289]. Тогда царь выписал из Москвы другое (духовное лицо), субректора тамошней русской патриаршей школы, Стефана Прибыловича[290], которому по приезде его в (Петербург) было приказано обвенчать герцога Курляндского с царевной. (Прибылович) возразил, что не имеет на это права, что каноны и церковные правила воспрещают такие (браки), и в подтверждение того, что (православные) не должны вступать в супружество с лицами других исповеданий, привел различные тексты (Священного) Писания, между прочим те (места) Ветхого Завета, где Бог воспрещает детям Израиля сочетаться браком с язычниками и хананеянами, а в Новом Завете указал на 2-е (послание) к Кор(инфянам), VI, 14, 15 и 16. И сколь часто царь к нему ни посылал, он остался при (своем) мнении. Чтоб не ссориться в военное время с духовенством, которое в России упрямо и невежественно и, кроме того, легко могло бы увлечь (за собой) куда угодно простонародье, царь [более не настаивал[291] и] приказал совершить венчание своему духовнику, архимандриту Феодосию Яновскому, игумену Хутинскому[292]. При этом царь спросил (Яновского), знает ли он по-латыни (:ибо между царем и герцогом Курляндским было условлено, что брак будет совершен русским священником, но что при венчании обращения к жениху будут произносимы по-латыни:). (Яновский) отвечал, что он по-латыни не понимает, хотя несколько отдельных латинских слов ему и известны.

«Но если ты знаешь хоть что-нибудь, — сказал царь, — то для данного (случая) знаешь довольно: ты будешь их венчать!»

Старика (Яновского) весьма смутило такое приказание уметь (объясняться) на латинском (языке), которому он никогда не учился, (и) он не знает, что делать. (Наконец), воспользовавшись знакомством с моим секретарем Расмусом Эребо, (он) прибег к его (помощи). (Эребо) перевел главные слова венчания со славянского языка на латинский и, написав эти переводы на отдельные лоскутки бумаги, передал их (Яновскому), который положил их в (свой) требник. Сначала (Яновский) научился разбирать (на них) буквы, потом стал бегло читать (слова), пока не выучил (текста) почти наизусть[293].

Все живущие в Петербурге, до флотских лейтенантов включительно, были приглашены с их женами на эту царственную свадьбу. Мужчины собрались к 9 часам утра в доме герцога Курляндского. Согласно русскому обычаю, вице-адмирал Крейц заменял жениху брата. Царь был маршалом и в то же время (посаженым) отцом жениха; (на самом же деле) эту последнюю должность исправлял за царя князь Меншиков, так как в качестве маршала царь мог находиться лишь в одном (определенном) месте. Генерал-адмирал был (посаженым) отцом невесты, великий канцлер Головкин ее (нареченным) братом.

В это утро герцог пожаловал вице-адмиралу курляндский орден, учрежденный in memoriam et gratiam recuperatae Curlandiae. (Орден этот) представляет золотой крест, покрытый белой эмалью: каждый из восьми шпицов (креста) завершается (шариком) с крупную булавочную головку.

ВИ часов прибыл маршал-царь. (Он) держал в руке большой маршальский жезл, с обоих концов окованный на четверть (локтя) серебром и (имеющий) наверху большую розетку из золотых парчовых лент и золотого кружева. Перед царем выступало попарно 12 музыкантов, за ними, (тоже) попарно, следовало 24 шафера: двенадцать капитанов и капитан-лейтенантов морского ведомства и двенадцать капитанов и капитан-лейтенантов Преображенской гвардии. Морские офицеры имели предхождение перед сухопутными. У каждого из шаферов на левой руке, между локтем и плечом, поверх кружевного банта, была прикреплена розетка из золотых парчовых лент. Герцог Курляндский, встретив царя у своего дома, внизу лестницы, сопровождал его наверх, в залу, где собралось все мужское общество. Там на столе были холодные яства, которыми царь и все общество позавтракали. Затем царь, сведя жениха вниз, (посадил его) в свою шлюпку и, предшествуемый (другой, шедшей) на веслах, шлюпкой с трубачами, направился к дому князя Меншикова. За царем следовал длинный 16-весельный шлюп, более чем до половины покрытый красным сукном. Все шестнадцать (его) гребцов были в алом бархатном платье. (У каждого) висела на груди серебряная бляха размером в тарелку, с выбитым на ней русским гербом. В (шлюпе) под балдахином сидела невеста со всеми дамами. В то время как царь находился у герцога, они держались на (веслах) в ожидании жениха. Остальной (свадебный) поезд, размещенный в сорока шлюпках, шел следом за (царевной). Князь Меншиков сам встретил жениха и невесту на пристани. (К дому его) свадьба направилась в таком порядке: впереди шла музыка со всевозможными инструментами; за (нею) шафера; потом жених между своим (посаженым) отцом и (нареченным) братом, (то есть) царем и вице-адмиралом Крейцем; далее невеста в белом бархатном одеянии с пышным венцом из драгоценных камней на непокрытой голове и с подбитой горностаем царской (forstelig) бархатной мантией на плечах, подол которой с боков несли два офицера. Невесту вели генерал-адмирал и великий канцлер Головкин; (первый держал ее) за правую, (второй) за левую руку. За невестой беспорядочной толпой шли дамы. Недалеко (от пристани), вправо от пути, которого держалась свадьба, были расставлены рядами фейерверочные рабочие в разнообразных весьма забавных шутовских нарядах с палками и ракетами в руках. Жених и невеста вместе со всеми поездом вошли в часовню, (находящуюся) во дворе князя Меншикова. Бракосочетающихся маршал-царь поставил для венчания под небо из алого бархата, и царский духовник, игумен, выступив в великолепном облачении, принялся (совершать таинство) венчания по русскому обряду, на славянском языке. (Но), обратившись к герцогу, он произнес следующие слова (по-латыни): «Primum a te, Friderici Wilhelme, Dux Curlandiae celsissime, qvaero, habes’ne voluntatem bonam atque incoactam, frimamque mentem assu-mendi tibi in uxorem hanc regalem Principissan Annam, qvam hie coram te vides?»[294] Герцог отвечал: «ita!»[295] (Тогда Яновский) продолжал: «Secundum a te qvaero, an non desponsatus es alij alicui sponsae?»[296] Герцог ответил: «Non»[297]. Затем (Яновский) предложил такого же рода (вопросы) по-славянски царевне, и (певчие) пропели «Господи помилуй», то есть Кирие элейсон. Далее, взяв два особо на то предназначенных царских венца из алого бархата, игумен надел один (из них) на жениха, со словами: «Coronatur servus Domini Fridericus Wilhelmus, Dux Curlandiae celsissimus, servae Domini Annae, filiae Iohannis Alexiewitz, Regis totius Rossiae, serenissimae in nomine Patris, Filij et Spiritus Sancti»[298], а другой на невесту, сказав соответствующие (слова) по-славянски. Тут царь, подойдя к (венчающимся), заставил их дать друг другу на этом руку. Венец над невестой держал князь Меншиков, а над женихом царь; но так как держать столь продолжительное время руки в воздухе было трудно, то царь поручил это дело квартирмейстеру своей шлюпки, стоявшему у него под рукой, (и) вместе с тем приказал (Яновскому) поскорее кончать. Тогда (Яновский) немедленно благословил жениха словами: «Exale sienti Abraham, benidictus esto sicuti Isaac et multiplicare sicuti Jacob, in nomine Patris, Filij et Spiritus Sancti»[299], (потом) соответствующим (обращением благословил) невесту, и венчание окончилось. Других обычных (венчальных) обрядов соблюдено не было: так, (бракосочетающиеся) не пили за здоровье друг друга, не (обходили) в пляске кругом (аналоя) и не держали в руке свечей. Быть может, царь нарочно это так устроил, чтобы (всеми) этими странными, чуждыми обрядами не слишком досадить герцогу, который (и без того уже) весьма неохотно согласился венчаться по русскому (чину).