Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты был убежден?
Он кивнул, отодвинувшись, чтобы пропустить мимо себя мужчину, громко разговаривающего по мобильному телефону.
— Значит, ты решил не тащить меня с места работы, хотя вчера ты это сделал?
— Я был неправ. — Он шел рядом со мной твердыми, ровными шагами. — А ты оказалась права.
Я резко остановилась, мой вспыльчивый характер рвался наружу без всякой причины, ну, не считая сексуальной неудовлетворенности и разбитого сердца.
— Вау. Никогда не думала, что доживу до этого дня.
— Сарказм тебе не к лицу, О. — Схватив меня за локоть, Гил потянул меня обратно в людской поток. — Где ты живешь?
Я изучала его, не в силах оторвать взгляд от его густых ресниц или от того, что на щеке у него все еще было черное пятно, а волосы украшала желтизна. Он сказал правду. Гил примчался ко мне на работу, как только Джастин ушел.
Его желание защитить меня было не просто пантомимой, а глубоким побуждением.
И снова чувство вины сокрушило меня за ужасные, ужасные мысли, которые у меня были, и за переписку с Джастином.
Как я могла быть такой жестокой? Такой недоверчивой?
Наклонив голову, он поймал мой взгляд.
Я покраснела, но не отвела взгляд.
— Ты такой же, как и раньше… но и другой. — Я ненавидела то, как горят мои щеки, снова и снова выдавая правду моего сердца. — Я всегда находила тебя очень красивым.
Его лицо потемнело.
— Что, черт возьми, на тебя нашло? — Потянув меня вперед за запястье, он пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос. — Не принимай мое присутствие здесь за что-то иное, чем оно есть на самом деле. Мы не встречаемся. Мы не вместе. Не существует ни нас, ни ничего. — Он поморщился. — Понятно?
— Я понимаю, что ты борешься с тем, что могло бы быть.
— Я принимаю то, что есть. — Гил пошел вперед, увлекая меня за собой. — Прекрати.
Я игнорировала свежую боль, безудержное смятение. Почему он заботился о моей безопасности, если был намерен держать меня на расстоянии?
— Может, нам стоит сходить на свидание? Мы никогда не ужинали и не обедали, когда были моложе. Лишь спали вместе… имеет смысл хотя бы сходить в кино.
Его глаза вспыхнули.
— Я не могу.
— Почему?
— Потому что.
— Это недостаточно веская причина, Гил. — Я попыталась вырваться из его хватки. — Я устала. Я делаю все возможное, чтобы быть терпеливой и понимающей, но всего так много…
— Ради всего святого. — Он остановил меня, и мы образовали маленький островок в море людей. Его взгляд был суров, смятение затуманило зелень его глаз. — Никаких фильмов. Никаких ужинов. Ничего. Не проси меня сделать тебе еще больнее, чем я уже сделал. Не спрашивай меня, почему я не могу оставить тебя у себя.
— Почему ты не можешь оставить меня? — Мой голос был тихим, как у крошечной мыши в мире хищников.
Он застонал, низко и мучительно.
Я прошептала:
— Зачем прикасаться ко мне, если ты не можешь рассмотреть даже малейшую возможность…
Гил обвил руку вокруг моей талии, притягивая меня к себе. Обдал горячим дыханием мое ухо, неистово зашептав:
— Я хочу тебя. Всегда, блядь, хотел тебя. Я был честен в этом. Ты знаешь, что значишь для меня, и я не могу отрицать, что между нами есть вещи, которые никогда не исчезнут. — Он отступил назад, пригвоздив меня тьмой, позволяя законченности наполнить его голос. — Но все, что нас связывало, закончилось. Все, что ты думала, происходит, закончилось. Прикосновение к тебе было худшей ошибкой в моей жизни. Я отказываюсь делать ее снова.
Дернув меня вперед, он обошел стайку пешеходов и посмотрел на нависшие над нами здания, словно мог угадать, какая квартира моя.
— Где ты живешь?
Я не могла ему ответить.
Мой язык прирос к нёбу. Мой голос стал беззвучным.
Этот человек причинял мне боль снова и снова.
Но это? Здесь, сейчас…
Прикосновение к тебе было худшей ошибкой в моей жизни.
Беззвучная слеза скатилась по моей щеке, еще сильнее размывая мир вокруг меня. Я вырвалась из его хватки, покорно следуя за ним, пока внутри меня все разрывалось.
Гил сжал пальцы в кулак, его собственная боль просочилась в меня.
— Мне… жаль. — Он смотрел прямо перед собой. — Я не хотел этого. Я… — Гил снова застонал, как будто только что вырезал свое собственное сердце. — Я просто имею в виду… я не могу быть с тобой. Я не должен был… — Он оборвал себя.
Я прикусила губу, чтобы сдержать слезы, и проглотила их обратно. Ему не нужно было знать, как мне больно. Ему не нужна была власть над моими эмоциями.
— O? — Он помедлил, все еще не глядя на меня. Его голос стал бесцветным. — Где твоя квартира?
Выпрямившись, я отбросила катастрофу, которая только что произошла. Я была танцовщицей. Мы привыкли к агонии и движению вперед. В конце концов, шоу должно продолжаться.
— Мне не нужно, чтобы ты провожал меня домой. — Мой голос был спокойным. Я боролась, чтобы завоевать его. Я делала все возможное, чтобы оставаться дружелюбной и доброй, несмотря на все мои вопросы и душевную боль из нашего прошлого. Отдавала все свои силы, чтобы залечить боль внутри него… не в силах видеть его таким потерянным.
Я влюбилась в идею больше не быть одной.
Одиночество было моим единственным верным спутником. Я приняла его как своего соседа, напарника и любовника, поэтому жизнь не могла нанести мне слишком серьезный шрам, потому что одиночество было самым болезненным из проклятий. Ничто другое не могло сравниться — ни нищета, ни автомобильные аварии, ни даже смерть моей мечты.
Но Гил… он всегда был тем, кто обещал лекарство от моего одиночества.
Единственным.
Я почувствовала это, когда мы впервые заговорили в коридоре.
Я чувствовала это каждый раз, когда мы проникали друг в друга чуть глубже.
Гил отличался от других тем, что не просто латал одинокие дыры внутри меня, он заполнял их так, что они даже не существовали.
Дополнял меня, просто находясь рядом.
Мне не нужно было многого.
Я никогда ни о чем не просила.
И все же на той оживленной улице правда окончательно разрушила мою последнюю мечту.
Нас.
Я споткнулась, когда раскаленное лезвие пронзило мое сердце и разбило остатки надежды.
Гил удержал меня от падения, его взгляд остановился на моих слезах. Он резко остановился. Мы снова были островом в море пешеходов, но на этот раз… наш остров был расколот и изрезан непоправимыми землетрясениями.
Я вывернула запястье, делая все возможное, чтобы освободиться