— Что, черт возьми, это значит?

Я сама выбрала этот бой. И не могла отступить, хотя мои колени дрожали.

— Возможно, ты защищаешь меня от того, чего я не знаю, но ты делаешь ужасную вещь, защищая меня от тебя.

Его зубы скрежетали.

— Я не опасен.

Я цинично рассмеялась.

— Ты всегда был самым опасным. Для меня.

— Что ты хочешь от меня, Олин? — Его вздох был бесконечно тяжелым. — Ты толкаешь меня, пока я не сорвусь. Дразнишь меня, пока я не отвечаю. Тебя не должно быть в моей жизни, но ты все равно ворвалась в нее. — Его глаза вспыхнули. — Это твоя вина. Ты все так чертовски усложнила.

— Ты винишь меня во всем этом?

Гил кивнул, проходя вперед и останавливаясь перед спинкой моего кресла.

— Во всем.

— Включая тот бардак, в котором ты находишься из-за парня, который тебя избивает?

Гил закрыл глаза, терпеливо вдыхая, его плечи ссутулились в знак поражения.

— Нет. Это на мне.

— Что на тебе?

Он грустно улыбнулся.

— Наказание, которое я не могу вынести.

Я перестала дышать.

— Какое наказание, Гил? — Выйдя из-за кресла, я осмелилась положить руку на его твердое предплечье. — Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной, верно? — Мне хотелось спросить его, была ли я той О, о которой он мечтал. Преследую ли я его все так же, как он преследует меня.

Но я была трусихой.

Гил отмахнулся от меня.

— Как я тебе уже говорил, я не могу.

Он посмотрел на потолок самым страдальческим взглядом. Меланхолия окутывала его, выползая из углов квартиры, и вонзала болезненные клыки в его душу.

Мне было невыносимо видеть его таким разбитым. Потому что это было то, чем он был. Его гнев и наши споры пугали меня, но еще больше меня пугало то, что скрывалось под его угрозами.

Гилберт Кларк был почти на пределе своих сил.

Он был измучен, истощен и жил в страданиях, а я понятия не имела, как ему помочь.

— Я все еще здесь для тебя, Гил. — Я шагнула к нему, обхватив руками его напряженное тело. — Даже если ты попытаешься оттолкнуть меня. Даже если мы будем ссориться или говорить то, что не имеем в виду. Если тебе действительно нужна помощь… я всегда здесь.

Он оставался неподвижным; холод, исходящий от его тела, покрывал мою плоть снежинками, заставляя меня дрожать.

— Я бросил тебя. — Его голос был едва слышен, тихий, как туман.

— Да, бросил.

— Я причинил тебе боль.

Я кивнула.

— Очень сильно.

— Я причинил тебе физическую боль.

— Много раз.

— Но ты прощаешь меня?

Я вздохнула.

— Прощаю.

— Почему?

— Потому что… мы семья.

Гил резко выдохнул.

— Мы не семья. И никогда не были.

Я крепко сжала его.

— Не кровь делает нас семьей. Выбор и связь делают семьей. Семья — это прощение.

— Не надо. — Он вздрогнул в моих объятиях. — Не прощай меня.

Я придвинулась ближе.

— Уже слишком поздно.

— Я не хочу этого.

— Очень жаль.

— Я этого не заслуживаю.

— Не заслуживаешь. Но дело сделано.

Его сердце барабанило в мою грудь, когда я обнимала его. Мы стояли на пороге странного перемирия. Я чувствовала это — его готовность перестать быть ублюдком, но эта мягкость не была достаточно сильной, чтобы победить мучения внутри него.

— Ты намерен все разрушить.

Гил собрал мои волосы в кулак, откидывая мою голову назад, так что его глаза смотрели на меня сверху.

Мрачный блеск в их глубине затронул меня. Я перешла от желания держать дистанцию к желанию не держать ее вообще.

— Думаю, мне придется совершить что-то непростительное. Возможно, тогда ты увидишь меня таким, какой я есть. — Его губы обрушились на мои, оставляя синяки, требуя меня.

Этот поцелуй отличался от предыдущих.

Этот поцелуй положил конец всем другим поцелуям. Он уничтожил их, разрушил их, убил всякое воспоминание о нежности.

Моя спина выгнулась от боли, когда он сильно прижал меня к обеденному столу. Рукой он обхватил мой затылок, удерживая меня на месте, пока его рот властвовал над моим. Его язык проникал глубоко, выталкивая мой с дороги и яростно овладевая мной.

Я задрожала, когда его поцелуй стал таким же звериным, как и его настроение.

Я пыталась дышать, целовать его в ответ, участвовать в этом.

Но он был слишком далеко.

Развернув меня, он расположил меня лицом к столу. Яростным движением между лопаток он уложил меня на столешницу.

Я не сопротивлялась.

Если он думал, что может взять меня против моего согласия, то ошибался. Секс с Гилом всегда будет тем, чего я хочу. Секс с Гилом давал мне власть над ним, потому что он отбрасывал барьеры, которые тот не мог контролировать.

Раздвинув ноги, прежде чем Гил успел сделать это за меня, я намеренно выгнула спину и застонала. И говорила ему всеми явными способами, что в этом я равна. Он не мог украсть то, что уже принадлежит ему.

От его разочарованного стона по моей спине побежали мурашки.

Благодаря своей бунтарской готовности я не позволила ему взять на себя грех.

— Будь ты проклята, Олин Мосс. Будь проклята за все это.

Я молчала, пока он задирал мою юбку на бедра и стягивал с меня нижнее белье.

Пол заскрипел под моими ногами, когда он опустился на колени.

Я прикусила губу, когда его зубы прочертили дорожку по внутренней стороне моего бедра, его рот ощущался горячим и влажным на моей коже. Потом вскрикнула, когда его язык нашел мой центр, проникая внутрь меня без всяких прелюдий и колебаний. Гил поглощал меня, и мои ноги подкосились от темного удовольствия, которое он дарил.

Он обхватил пальцами мои бедра, прижав меня к столу, пока сосал меня сзади. Дыхание больше не было основой моего существования.

Только Гил был им.

Он был моим воздухом и спасательным кругом. Никогда и ни с кем я не испытывала такой бурной связи. Никогда не была так привязана к другому и не была так снисходительна. Возможно, мы были соединены звездами и связаны невидимыми для нас силами.

Судьбой.

Я впилась зубами в руку, когда Гил ввел в меня два пальца, одновременно посасывая мой клитор.

Святая мать…

Оргазм, о котором не было и речи три секунды назад, нахлынул на меня. Блаженство закрутилось вокруг его пальцев, пока он вводил их в меня и сосал.

Он издал гортанный стон, когда сильно впился в меня языком. Его прикосновения были слишком интенсивными. Слишком коварными. У Гила всегда была способность раздеть меня догола и оставить ни с чем.

— O…

Гил проникал