Тобин протянул руку, и Ки сжал ее в своих.

— Вместе. Но мы не можем ни о чем рассказать, — напомнил ему Тобин, слишком хорошо знакомый с манерой Ки выбалтывать все, что знает.

— Клянусь честью, принц Тобин, я не подведу! От меня под пыткой ничего не узнают! А именно это ждет нас, когда мы доберемся до дома. — Ки печально оглядел свою порванную тунику. — Как мы все объясним? Если Нари узнает, она никогда больше не выпустит нас из дому.

Тобин закусил губу, понимая, что Ки прав. Несмотря на поддержку Аркониэля, им все еще приходилось преодолевать привычку Нари постоянно присматривать за мальчиками и беспокоиться, если их долго не было видно. Мысль о том, чтобы лишиться хоть одного дня только что обретенной свободы, была для Тобина невыносимой.

— Мы просто скажем, что Дракон понес и ты с него свалился. Это даже не будет ложью.

Риус вернулся в Эро еще до конца месяца, снова оставив Аркониэля и Фарина присматривать за мальчиками.

Теперь, когда распорядок занятий был установлен в соответствии с его желаниями и желаниями его юных воспитанников, Аркониэль, к своему удовольствию, обнаружил, что располагает временем для собственных изысканий. Айе всегда было достаточно путешествовать из одного поместья в другое, собирая по пути идеи и предлагая свое искусство тем, кто в нем нуждался и мог заплатить за услуги.

Аркониэль же всегда мечтал о месте, где мог бы заняться исследованиями и созданием новых заклинаний. Теперь, по милости Иллиора, он получил и возможность, и средства для этого.

К концу кеммина комнаты на третьем этаже наконец были приведены в порядок, и Аркониэль получил в свое распоряжение две из них: маленькую уютную спальню и примыкающую к ней просторную комнату с высоким потолком. За то, что молодой волшебник взял на себя обязанности воспитателя, князь Риус предоставил ему практически неограниченные средства для приобретения всего, что было необходимо для занятий магией.

Впервые в своей бродячей жизни Аркониэль имел и время, и возможность заняться более сложной магией. Еще задолго до того, как на стенах верхнего этажа высохла штукатурка, он начал оборудовать то, что в мечтах называл своей мастерской. В течение нескольких следующих месяцев почти ежедневно прибывали ящики, полные книг и инструментов, которые Аркониэль видел в разных местах во время своих путешествий с Айей. Из литейных мастерских и кузниц Илани ему слали ступки, тигли, реторты для алхимических опытов и составления магических снадобий. В Алестуне Аркониэль купил столы, жаровни, инструменты, требующиеся для оборудования мастерской, а в копи северных территорий отправил заказ на прекрасные чистые кристаллы хрусталя. По его просьбе другие волшебники присылали ему травы, руды и другие редкие ингредиенты, которые было невозможно найти поблизости от замка. Аркониэль начал подумывать о том, не попросить ли в свое распоряжение еще одну комнату. В благодарность за щедрость Риуса Аркониэль стал снабжать обитателей замка всеми целебными снадобьями, рецепты которых только знал.

Поскольку доверять письмам новости о Тобине Аркониэль не решался, его длинные послания к Айе были заполнены новостями об успехах, надеждах и планах в области магии. Нечастые ответы старой волшебницы содержали похвалы и поощрение.

«Такой может стать Третья Ореска, — писала она, с осторожностью выбирая слова. — Не одинокий волшебник, работающий в глуши, а многие, передающие знания друг другу и следующим поколениям на общую пользу. Думаю, что когда в следующий раз мы встретимся, ты покажешь мне много новинок».

Аркониэль не сомневался, что оправдает ее ожидания и порадует наставницу чем-нибудь более существенным, чем новое заклинание для разжигания огня.

Первый сильный снегопад в этом году случился на пятую ночь цинрина. Утром следующего дня мир предстал как изумительный контраст черного и белого под небом, сияющим глубокой синевой. Смирно сидеть за уроками, когда за окном расстилается столь манящий пейзаж, мальчики были абсолютно не способны. Покачав головой, Аркониэль отпустил их, а сам отправился в свою мастерскую удовлетворять свою исследовательскую страсть. Скоро со двора до него донеслись взрывы смеха. Выглянув в окно, молодой волшебник увидел, что Фарин и мальчики соорудили на лужайке перед воротами снежную крепость. Склон ближайшего к ним холма выглядел, как залежь чистейшей белой соли. Только там, где мальчики катали снежные шары, ровная поверхность была испещрена рытвинами, заполненными голубыми тенями. И дорога, и мост исчезли под пышным снежным покровом. Только река сопротивлялась зиме, извиваясь, как черная змея, между белыми берегами.

Снова раздался смех, потом вопль Фарина. Похоже, Ки только что научил Тобина играть в снежки. Сооружение снежной крепости прекратилось, разгорелась битва. Аркониэль испытал искушение спуститься и принять в ней участие, но тишина в теплой мастерской все же оказалась слишком соблазнительной.

Первый шаг в создании любого заклинания, как учила его Айя, — представить себе желаемый результат. Так же действовали и уже известные заклинания: чтобы разжечь огонь, нужно вообразить пламя, а потом сосредоточить волю на претворении желания в реальность.

Создание нового заклинания состояло всего лишь в том, чтобы найти промежуточные шаги между целью и ее осуществлением.

Сначала, пока Аркониэль увлеченно обустраивал свое новое жилище и осваивал роль наставника, он лишь немного занимался алхимией и другими известными ему науками, оттачивая те умения, которыми уже обладал. Теперь же, когда установился определенный порядок в его занятиях с Тобином, а зима сделала уединение в замке полным, Аркониэль обнаружил, что все чаще думает о своей встрече с Лхел. Поразительная сила ее сексуальности постоянно тревожила теперь его сны, он ощущал жар ее тела, чувствовал мускусный, звериный запах.

Каждый раз Аркониэль просыпался в панике, обливаясь потом. Хотя при свете дня можно было рационально объяснить сны своеволием молодого тела, одного воспоминания о прикосновениях Лхел было достаточно, чтобы Аркониэль почувствовал себя больным от беспокойства.

Сегодня к воспоминаниям о том дне Аркониэля вернула не чувственность, а мысли о совершенном в тот день в лесу Лхел чуде.

Проекция человеческого изображения была известна волшебникам, хоть научиться этому удавалось не всем, однако Айя обладала необходимым умением, да и сам Аркониэль иногда добивался определенного успеха. Однако магия Орески передавала лишь изображение самого волшебника, обычно не очень отчетливое и неестественное, похожее на призрак, явившийся при дневном свете. В тот день у дороги Аркониэль видел Лхел как бы сквозь овальное окно, свет, падавший на нее, был дневным светом, и молодой волшебник разглядел болото у Лхел за спиной, еще не зная, что такое болото существует. Его собственное воображение не могло породить такие разнообразные детали. Лхел показала ему себя и все, что было вокруг, так отчетливо, словно создала дыру в воздухе.

Дыра в воздухе…

Именно такой образ возник перед Аркониэлем в момент пробуждения на рассвете. До сих пор он пытался преобразовать заклинание исчезновения, заставляя его соединить передачу формы с движением. Ничего даже похожего на магию Лхел ему достичь не удавалось.