– Что за глупые разговоры о смерти? – вскричала Мария. – С какой стати вам умирать?

– Я утратил все, ради чего стоило жить.

– Но не надежду заполучить корону, – несколько цинично сказала она.

– О, Мария! Мария!.. К чему все это, если ты меня больше не любишь?

– Видно, корона вам слишком дорога… раз вы из-за нее меня предали.

Она все еще серчала, обижалась, все еще не желала простить! Принц вздохнул. Потом закрыл лицо руками, и его тело сотрясли рыдания.

– Что я могу тебе сказать, Мария? Если ты хочешь, чтобы мы расстались, то я вернусь домой, лягу в постель и… умру. Мне больше незачем жить.

– Я вам когда-то напоминала про корону…

– Про корону! Да она нужна другим, а не мне, Мария. Ты должна меня выслушать! Да, да! Я настаиваю! Фокс… ты же знаешь Фокса… Ты всегда знала, на что он способен. Этот тип меня обманул. Он умен, я не отрицаю. Но он сделал то заявление по собственной инициативе… не посоветовавшись со мной, Мария! Что я мог поделать?

– Опровергнуть его.

– И, возможно, развязать войну? Подумай об этом, Мария! Неужели ты считаешь, что я не молил их исправить положение? Шерри тебе расскажет. Я говорил с Шерри. Я попросил его что-нибудь сделать, и Шерри – благослови его Бог! – постарался на славу. Но Фокс уже совершил свое злодеяние. Что, что мы могли? Мария, любимая, не вини меня в чужих грехах! Ты знаешь Фокса. Господи, разве ты сама не говорила мне, что терпеть его не можешь?

– Я слышала, что у него есть ваше письмо… вы написали его почти перед самым венчанием… и заверили Фокса, что никакой женитьбы не будет!

– Да Фокс что угодно наболтает!.. Может, я и написал что-нибудь – мало ли что мне пришлось сделать?! На меня тогда набросились, словно стая волков. О, Мария, давай позабудем про всех! Если ты снова меня полюбишь, я буду совершенно счастлив. Мы поедем в Брайтон; я дам тебе все, что пожелаешь.

– Я хотела лишь мирно и счастливо жить с человеком, которого считала своим мужем.

– Так и будет, Мария! Так и будет.

– Нет! – вскричала она, – уходите. Все кончено. Мне все ясно. Лучше бы вы сначала меня выслушали. Наверное, это я виновата. Я хотела, чтобы мы были вместе. Поэтому на все закрывала глаза, притворялась, что все будет хорошо.

– О, Мария! – принц упал к ее ногам. – Люби меня, Мария. Больше я тебя никогда ни о чем не попрошу.

– Ради бога, встаньте, – пролепетала Мария. – Вам будет плохо.

– Ну и пусть! Я пал жертвой политиканов, а теперь паду жертвой любви.

Стоило Марии присесть на диван, как принц тут же очутился с ней рядом.

– Зря вы вышли из дому, – сказала Мария. – Вы так бледны. Принц закрыл глаза, в его сердце затрепетала надежда. Мария дотронулась пальчиком до его бровей.

– Вам надо отдохнуть прежде, чем ехать назад. Зря, зря вы сюда явились.

Она беспокоилась, проявляла заботу о его здоровье!

– Мария, – сказал принц, – если ты будешь меня любить, я поправлюсь… и быстро!

– Вы поправитесь, – отрывисто произнесла она.

– Я уже оживаю.

Принц стиснул Марию в объятиях. И сказал, что хочет положить голову на роскошную грудь, которую ему так долго не позволялось ласкать.

Мария рыдала. А ведь Марию было не так-то просто довести до слез… значит, она была очень растрогана! Да, он правильно сделал, что приехал. Примирение состоится. Он не уйдет из этой комнаты, пока Мария не пообещает, что между ними все будет как прежде.

Принц сказал, что хочет вечно быть рядом с Марией. Пусть знает: он умрет, если она к нему не вернется.

Он обнял ее. Она ответила на это объятие. Принц был прощен!

Они снова вместе! В свете только об этом и говорили.

Выздоровление принца было поистине чудесным. Уже на следующий день он смог повезти Марию в своем фаэтоне на скачки в Эпсом. По дороге принц распевал песни; на щеках его вновь играл здоровый румянец, рядом сидела сияющая миссис Фитцерберт.

Принц не уставал повторять, что он никогда еще не был так счастлив. И действительно, у него на то были все основания. Долги принца погасили, он получил деньги на содержание Карлтон-хауса, его годовой доход был увеличен, право на престол у него никто не оспаривал. И в довершение всего он снова был со своей Марией! Она любила его как раньше, признавалась, что разлука причинила ей не меньше страданий, чем ему, и соглашалась с тем, что он, Принц-Само-Очарованье ни в чем не виноват. Это все подлый Фокс натворил!

Бедный Чарлз! Принц чувствовал, что обошелся с ним несправедливо, однако Чарлз, судя по всему, наслаждался жизнью в Италии в компании обворожительной Лиззи, и принц надеялся, что Чарлз к нему не в претензии.

В тот вечер герцогиня Гордон давала бал и, разумеется, мечтала о том, чтобы принц и миссис Фитцерберт почтили ее своим присутствием. Они пришли вместе; принц танцевал почти все время только с Марией, покидая ее лишь по обязанности. Все им улыбались, показывая, как приятно видеть их вместе по-прежнему счастливыми. А в конце бала гости услышали, как принц произнес слова, которые он говорил уже столько раз:

– Мадам, вы окажете мне честь, позволив отвезти вас домой в моем экипаже?

И царственная, величавая миссис Фитцерберт милостиво дала принцу разрешение.

Все было прекрасно. Опять устраивались балы и званые обеды. Принц задавал тон в светском обществе, и принцесса Фитц – так прозвали Марию – разделяла с ним эту честь. Все понимали, что, если они хотят сделать приятное принцу Уэльскому, должны подружиться с миссис Фитцерберт.

Принц снял для нее дом на Пелл Мелл, у дверей которого то и дело останавливались кареты знати. На званых обедах ее сажали рядом с принцем на почетное место; создавалось впечатление, что несмотря на заявление мистера Фокса все решили относиться к Марии как к принцессе Уэльской, поскольку было ясно, что принцу хочется именно этого.

Принц старался сгладить впечатление, которое произвело заявление Фокса, и стремился к тому, чтобы Марии оказывали все те почести, которые она получала бы, если бы официально считалась его женой. Правда, он не мог заставить короля и королеву принять ее, но кого интересовало их мнение? Тон в светском обществе задавал принц, а с ним и его «супруга».

Леди, поддерживавшие вигов, были рады продемонстрировать свою преданность, а те, что были за тори, с еще большей готовностью принимали у себя принцессу Уэльскую, ибо это лишний раз доказывало, что Фокс солгал.

Герцог и герцогиня Камберлендские поспешили выразить свое уважение и любовь к миссис Фитцерберт, они обращались с ней, словно с законной супругой своего племянника. А когда герцог Глочестерский – он поддерживал тори и более терпимо относился к королю, чем его брат, герцог Камберлендский – написал Марии из Флоренции, где он жил, поскольку в Англии его жене не выказали должного уважения, не допустив ее ко двору, это был полный триумф. Герцог прислал Марии подарок, выражая тем самым свое сердечное отношение, и Мария пришла в восторг, прочитав: