А Ольга, настороженно оглядываясь на Кларского и боясь, как бы он повернулся и не заметил ее, отошла за колонну, и только там почувствовала себя в относительной безопасности. Пальцами обеих рук она до боли стиснула кожаную крохотную сумочку, подобранную тон в тон к серо-серебряному платью-футляру.

Какого черта он тут делает? Он же писал ей, что уехал. Следит за ней? Заподозрил что-то насчет Димы? Но как он узнал? Нет, про Димку он никак не мог узнать. А если узнал, сразу бы ее нашел, а не стоял в сторонке с «одухотворенным лицом», наслаждаясь живой музыкой.

Но что он тут забыл?

По позвоночнику девушки медленно, цепляясь друг за друга, поползли мурашки. Встречаться с Кларским она не хотела. А все, что между ними произошло, ей казалось глупым.

«И мне что делать? – подумала отстраненно Ольга. – Прятаться, чтобы он меня не увидел? Убегать?»

Раздумывая, она провела ладонью по шероховатой поверхности колонны. Подумать только, еще недавно за подобной колонной в торговом центре прятались, как дети, Смерч и его подружка Чип, следя за ней и Никитой, а теперь она сама занимается подобным. А это даже забавно – прятаться от кого-то, пусть даже и в одиночестве. Машинально потрогав прохладный камень в одной из бриллиантовых серьг, Ольга вновь осторожно выглянула из-за колонны. К ее огромному удивлению, которое быстро переросло в восхищение, к Нику подошла облаченная в темно-синее платье-футляр девушка со светленьким прямым каре, которое раньше таскала Маша и сама Ольга, решившая ее копировать. Никита покровительственно взял ее под руку.

«Его сестра? – подумала Оля отрешенно, наблюдая за Кларским и его девушкой. – Тоже светловолосая. Но вроде бы они непохожи».

Никита тем временем доказал Ольге, что девушка в темно-синем платье – вовсе и не его сестренка. Потому как совершил совершенно не братский поступок. Он наклонился к ней и неспешно поцеловал – просто коснулся губ губами, замерев на пару секунд, а затем обнял за плечи, но Ольге хватило и этого. В ее голове ритмично застучали отбойные молоточки – вот она, удача! Она увидела Никиту Кларского с другой! Он – с другой! Значит, она, Оля, больше ему не нужна! И ей больше не стоит опасаться Ника, изобретать всевозможные способы расставания с ним, да так, чтобы он бросил ее, а не она его. И самое главное, она перестанет бояться, что Никита что-то сделает с ее любимым парнем – Димой. Все, этому конец! Кларский нашел другую жертву! Новую!

Ольга беззвучно засмеялась. Вот и выход из положения! А она так мучилась! Решение мгновенно пришло в ее голову.

Конечно, ее женское самолюбие в какой-то степени потерпело крах – ведь Ник так часто говорил, что без ума от нее, отвешивал изящные комплименты, дарил подарки и вообще делал для нее все, что она просила (даже не приставал ни разу все это время, потому как Ольга намекнула Никите, что не потерпит такого!). И, получается, врал. Но, с другой стороны, Оля чувствовала себя, как крестьянин Древней Руси, узнавший, что зловредное Иго больше не будет собирать с него непосильную дань.

Решение проблемы само собой пришло в светловолосую голову – словно кто-то шепнул его прямо Ольге в уши. Она, выдохнув, вышла из-за колонны, моля весь свой актерский дар о том, чтобы он помог верно и правдиво сыграть ей очередную роль. Наверное, одну из самых главных в ее жизни.

Никита, не отпуская плеч своей девушки, продолжал стоять в том же месте. Изредка он поглядывал на часы, словно что-то ждал. Его спутница в темно-синем платье молчала и с немым восхищением осматривала все вокруг. Кажется, в подобном месте она была впервые.

«Прости, девочка, но я должна буду это сделать», – подумала Ольга, сочувствуя незнакомке. И что она нашла в этом бандите? Неужто влюбилась? Или сама такая же? Но как бы там ни было, Ольга решила до последнего бороться за свое счастье – счастье с Димой. А для этого ей нужно было избавиться от Никиты, который мог все испортить.

* * *

«Мерзкий павлин, дерево разговаривающее», – сердилась про себя Ника, ступая на высоченных шпильках следом за Никитой. Сегодня он одет был в строгий вечно модный классический костюм-тройку и не походил внешне на наглого хама с бандитскими замашками. Напротив, он так преобразился, что казался интеллигентным симпатичным мальчиком с мажорскими замашками. Возможно, если бы Ника не знала истинное нутро Кларского, в этом элегантно-дорогом, но не кричащем обличие она приняла бы его за одного из лучших представителей сильного пола. По крайней мере, в радиусе пары километров. Но девушка прекрасно знала, что Никита собой представляет. Да, она до сих пор соблюдала условия их «контракта» – притворялась его девушкой. Ника понимала, зачем Укропу понадобился этакий цирк, и ее это невыносимо раздражало, но пойти на попятную она уже не могла. Ник бы не позволил этого сделать. Все-таки он был достаточно жестким мальчиком.

– Никит, можно чуть-чуть помедленнее? – взмолилась она, не поспевая за длинноногим парнем. Он, как и почти всегда, держал ее за руку. Чтобы точно было понятно, что они – пара.

– Одни проблемы, – процедил тот сквозь зубы, но шаг убавил.

Он в очередной раз заставил Нику пойти вместе с ним. Правда, не в клуб и не в идиотский бар, а в крутое местечко, на какой-то благотворительный вечер для богатеньких. Зачем им туда нужно было идти и как Никита достал пригласительные на это торжество, Ника понятия не имела. Лишние вопросы она ему старалась не задавать. Девушка поняла, что рядом с этим мрачным светловолосым типом лучше всего молчать, как бы сложно это ни было, и все, что она могла себе позволить – это шептать внутренним голосом посвященные Кларскому ехидства и проклятия, которые изредка складывались в ее голове в стихотворные формы. Например, в такие: «Наш Никитка злится, чтоб тебя, тупица!» или такие: «Как с тобой я уже заканалась, чтоб тебе ведьма в жены досталась». Иногда она строила в спину Нику злобные рожицы или показывала неприличные жесты – как тогда, когда высунулась в окно подъездного пролета. Однажды он едва не заметил один из таких характерных жестов, правда, Ника вовремя сделала вид, что чешет шею, и Никита, прищурено на нее посмотрев, отвернулся. Ей показалось, что его плечи дрогнули, словно он сдерживал смех, но девушка подумала, что, если бы Укропина реально увидел это, он бы ей вмазал, а не ржал.

А еще пару раз Ника, скуки ради, рисовала всякие миниатюрные и смешные шаржи, посвященные Никите. На плотных листах бумаги он выглядел то якобы саркастически ухмыляющимся бабуином с огромными бицепсами и трицепсами, на которых росли редкие длиннющие волосы; то скособоченным сморчком со впалыми щеками и поучительно поднятым вверх указательным узловатым пальцем; то большемордым уродцем с кривыми ножками и густой россыпью прыщей всех цветов и размеров, на мощных плечах которого виднелись золотые купола. На удивление, в каждом таком миниатюрном рисунке Нике удавалось верно передать некоторые черты лица Никиты или его жесты. И, рисуя очередного маленького Никиточку, Ника только злобно ухмылялась, припоминая тот или другой его плохой поступок.

Сегодня утром девушка, отдыхающая от учебы, но пребывающая в постоянном напряжении из-за странной связи с Кларским, сидела на полу в своей комнате и цветными мелками рисовала на плотном куске ватмана еще одного Никиту – того, из истории «Кит-дурачок и принцесса Лето», изображенной на асфальте. У нее получился целый комикс, в котором рассказывалось о том, что в замке среди слуг жил да был совершенно тупенький Кит, который не может нормально выполнить ни одного поручения, за что постоянно получал тумаки, пинки да затычины. Но однажды прекрасная принцесса Лето увидела, как горько живется Киту, и взяла его к себе в личные слуги… Но вскоре пожалела – ведь от этого горе-слуги были одни неприятности. Он так обрадовался, что окончательно сошел с ума и вообразил себя принцем.