В госпитале, расположившемся в корпусах бывшего кадетского училища, она неожиданно успокоилась: тяжелая работа от зари до зари, кровь, грязь, крики умирающих, операции без наркоза не оставляли времени на раздумья. Они с Диной сняли комнатку в соседнем переулке, но уходили туда ночевать крайне редко: времени на отдых не было, и чаще всего обе девушки спали урывками в крошечной сестринской.

В один из ветреных дней, когда в окна летела ледяная морось дождя и бились сухие листья, Дину вызвали вниз, в приемную.

– Да кто там, боже мой, Михалыч? – с досадой спросила она, поворачиваясь от бешено бурлящего на огне таза с хирургическими инструментами. – Времени совсем нет, кого еще принесло? Цыгане?

– Никак нет, господин офицер сестру Дмитриеву спрашивает… – обстоятельно доложил старый сторож.

– О, чтоб им всем пусто было… Мери, Мери! Посмотри за инструментом, через пять минут нужно снимать! Скажи Георгию Николаевичу, что я сию минуту поднимусь, пусть не начинают без меня! Спасибо, Михалыч, бегу…

Внизу, в огромной гулкой приемной, из которой несколько минут назад перенесли наверх последнюю партию раненых, расхаживал из угла в угол Владимир Бардин. Дина сбежала вниз по лестнице, сощурила глаза: в приемной было темно.

– Добрый день, это вы спрашивали меня?… Боже, боже, Володя, какими судьбами? Откуда вы?!

Бардин шагнул к ней навстречу, и они обнялись крепко и сильно, как родные люди после дальней разлуки. Дина подняла к нему сияющее лицо.

– Но какое же это счастье, что вы здесь и… живы! Откуда вы?

– С Перекопа, разумеется, как и все.

– Что же там?

– Полагаю, все… Нам и так крупно повезло, – со странной усмешкой сказал Бардин. – Не понимаю, отчего красные медлят. Видимо, чрезмерно заняты грабежами или берегут людей… или просто отдыхают. Поскольку есть от чего. Мы отходим спокойно, почти как при мирном времени, кутеповцы держат перешейки… А ведь один, всего один сильный удар конницы – и мы не прорвались бы назад в Крым…

– Ну, слава богу, удара не было, и вы здесь, – торопливо перебила его Дина. – Не слышно ли чего о других? О Сокольском, Вересове, Асмолове?

– Асмолов убит четвертого дня во время атаки, про других ничего не знаю.

– И вы тоже ранены?

– Ничего особенного. Как видите, явился к вам на своих ногах.

– Когда же вы уезжаете? – Дина, отстранившись, осмотрела Бардина с ног до головы. Сердце ее сжалось при виде потрепанной, грязной шинели, грязных же бинтов, выглядывавших из-под нее, рыжей щетины на щеках офицера, его воспаленных, усталых глаз. – Сегодня, на «Иване Грозном»? Впрочем, завтра, мне сказали, еще отходит «Безмолвный», но там в основном будут беженцы…

– Дина, я, честно говоря, не уверен, что вовсе уеду, – помедлив, произнес Бардин.

– Да как же! С ума вы сошли! – всплеснула руками Дина. – Неужели возможно оставаться здесь? Вы разве не знаете, что будет, когда красные войдут в Крым?! Помните, что они творили в Одессе, в Новороссийске?

– Ну-у… В своих листовках они обещают всем врангелевским офицерам, перешедшим на их сторону, полное прощение.

– И вы полагаете, красным можно верить?!

– Ни на миг, – усмехнулся Бардин. – Но оставим эти манифесты на совести Троцкого. У меня мало времени, Дина, и я здесь лишь для того, чтобы поговорить с вами.

Она вздохнула и, закрыв глаза, убежденно произнесла:

– Вы в меня влюблены, делаете предложение и увозите меня в Константинополь.

Наступила тишина, которую внезапно нарушили странные звуки. Прислушавшись к ним, ошеломленная Дина открыла глаза. Бардин, опершись здоровой рукой на подоконник, тихо смеялся.

– Володя?!

– Черт возьми, я обязан был предположить… – Бардин вытер глаза. – Только честно, Дина, – каким по счету было бы мое предложение?

– Я не вела строгого учета, но, кажется, восемнадцатым, – без улыбки ответила она. – И поклянитесь, что после моего отказа вы не застрелитесь. Иначе это будет уже не предложение, а шантаж.

– Клянусь честью. – Бардин тоже перестал улыбаться. – Я слышал об Инзовском… Право, очень жаль его. Это был честный офицер и дело свое делал до конца. Шантажировать вас я не смогу, вы мне слишком дороги. Итак, вы мне отказываете, как прежним семнадцати?

– Да, – коротко проговорила Дина.

– Что ж… – Некоторое время Бардин молчал, глядя в залитое дождем окно. – Но скажите, Дина, что же вы намерены делать? Оставаться здесь?

– Меня все об этом спрашивают, а я не знаю, что отвечать, – глухо сказала Дина. – Наверное, вернусь в табор деда. Больше мне некуда идти.

– Дина… – Не глядя на нее, Бардин сделал несколько шагов по приемной. – Я, разумеется, не смею вам советовать, но… во что превратится ваша жизнь здесь? Вы ведь не цыганская гадалка с рынка, которая может заниматься своим ремеслом при любой власти. Вы – образованная женщина, прекрасная певица, вас боготворила вся Белая армия. Вы – в некотором смысле наш последний символ…

– Все символы, Володя, давно валяются в выгребной яме! – перебила Дина. – Меня ждут наверху для операции, так что, если возможно, давайте без высокопарностей!

– Простите… – Бардин явно смутился, неловким жестом полез во внутренний карман за портсигаром, и Дина пожалела о своем резком тоне. Приблизившись, она опустила руку на обшлаг грязной шинели.

– Это вы простите меня, Володя, я слишком устала за последнее время. Продолжайте, я слушаю вас.

– Я буду краток. – Бардин закурил, затянулся, поспешно выпустил дым в открытую форточку. – Дина, я не буду делать вам предложения. Я просто хочу, чтобы вы уехали со мной.

– Как это? – пожала плечами Дина. – В качестве кого?..

– В качестве моей невесты… или сестры… или кузины, да какая, черт возьми, разница, выбирайте сами! – Папироса сломалась в пальцах Бардина, махра посыпалась на затоптанный мраморный пол. – Дина, поймите, я люблю вас и не могу, слышите, не могу оставить здесь! Ни у красных, ни в этом оборванном таборе, где вам совершенно не место! И не спорьте, у меня тоже весьма мало времени! Тем более что я прав! Послушайте, завтра отходит «Безмолвный». Вы можете сесть на него со мной… и не надо так на меня смотреть! Повторяю, я не навязываюсь вам в качестве супруга или любовника, я знаю, что вы меня не любите, и стреляться из-за этого не намерен, в чем уже поклялся! Я просто предлагаю вам свою помощь! Если вам удастся устроиться в Константинополе без моего участия, я буду только рад. Ну же, Дина, решайте! Даю вам слово, с моей стороны это будет лишь братская, дружеская поддержка… а дальше уж как кривая вывезет.

– Спасибо, Володя… – шепотом сказала Дина, закрывая глаза, и Бардин, торопливо вытерев о край шинели испачканные махрой пальцы, снова обнял ее. Дина прижалась щекой к колючему ворсу его шинели и тихо повторила: – Спасибо. Я не ожидала, поверьте…